====== Глава 1. Часть 3. ======
Клоун стал привыкать к неприятной горькости, который, неожиданно, перестал раздражать его, но он всё же поскорее хотел закончить с этим. И дочитывая книгу уже до конца, останавливаясь на словах: «И должна была она ступить ногами в докрасна раскаленные туфли и плясать в них до тех пор, пока, наконец, не упала она мертвая наземь». — Прекрасная сказка… — прошептал клоун, заканчивая историю, закрывая книгу, и только почувствовал тяжесть на своём плече. Глянув туда, он увидел, как девочка посапывала, используя его плечо, а скорее, его пышный пуф костюма, как подушку, хотя сама себя, обложила значительно помягче подушками, чем его пуф. Её можно оправдать тем, что она ожидала от его плеча, — прикосновение к чему-то сверхъестественному, — и пока старалась ощутить это, потихоньку ложась на его плечо, в такт его голосу, для себя, незаметно, уснула, и перед тем как отключиться, подметила, что это человеческое, горячее плечо. — Оу… Да ладно. — прошептал клоун, и тихонько, стараясь не разбудить девочку, убрал её лёгкую головку, — которую бы мог без труда разбить вдребезги о стену, — на подушку. Вставая на свои двои, и разменая человеческие, затёкшие ноги, выгибая их до плеч, как какая-то профессиональная балерина, прищурил взгляд, сфокусировав на Стефани, и на своих отчаянных попытках разгадать секрет. Виновата ли сама девочка в том, что способна обмануть демона-оборотня, питающимся эмоциями людей, и пожирающим миры, или же это дело рук его заклятого врага — Матурин?... Не уж-то правда? И клоун тут же отсёк это предположение, так как, к чему бы не прикоснулась эта черепаха, то запах свой бы она точно оставила. Тогда Пеннивайз, в шутку, подумал, что это девочка пугала бы черепаху сама. Клоуна одолевали двойственные чувства — уйти поскорее или остаться тут. Одна сторона тянула его побыстрее к выходу, найти жертву, насладиться едой, и не стоять тут, и чувствовать застрявший приток тошноты в горле. Другая сторона, вопреки всему его существу, приказывала остаться здесь, и это было, отнюдь, не какая-то привязанность, нет, скорее, манящее послевкусие её страха на языке приковывал его ноги к мягкому ковру. И он был согласен рвать её плоть, даже потом не съесть, и оставить вот так, лежать на кровати. И он был уже рядом с её кровать, обернув руку в подобие косы, чтобы разрезать на две части тело, но вкус… Вкус. Мог ли он снова вызвать её страх? Мог ли снова её напугать? Эти мысли не давали покоя, поэтому, он приклонился над её спящим телом, и когтем поцарапал её щёку. Стефани слегка прищурилась, но не проснулась. И языком, собрав немного крови, клоун тут же отсёкся от неё, к углу, где прижал самого себя к стене, зажимая рот. Рвотный позыв заставил его дрожать, и начать жадно вдыхать кислород, хотя ему не надо было дышать. Этот вкус был самым ужасающим, что ему приходилось когда-либо в своей жизни есть, но после, спустя несколько секунд, её кровь разошлась по языку мёдом, будоража воображение клоуна такой насыщенностью. Он хотел заплакать и засмеяться от счастья, или же от сумасшествия? Он не понимал, какие же чувства могла вызвать в нём маленькая девочка?! Сможет ли он её съесть, перетерпев горечь, и вкусить этой сладости? Но… Страх был её куда насыщенней, чем плоть. Пеннивайз так и просидел часа два в углу, наблюдая за дыханием девочки, стараясь увидеть её сны, или мысли, но он снова натыкался на белый шум. И если бы это было дело рук черепахи, то Матурин бы точно связывался с ней через её сон, но это не так. Он не снился ей. Ей вообще ничего не снилось. Всё серо. Клоун встал, отряхивая ноги от некой грязи, и вышел в коридор её дома. Проходя вперед, он наткнулся на зал, где плазменный телевизор показывал футбол без звука. На столе стояло большое количество бутылок. На диване, напротив телевизора, спала молодая пара, которая не проживёт больше 10 лет, если они вот так, продолжат грязнить свой организм. И подойдя к девушке, к матери Стефани, сделал царапину, и опробывал её кровь, и это был вкус, вполне обычной крови, с привкусом дрянного алкоголя. Повторив действие с мужчиной, то получил аналогичный результат. Так в чём причина, если не гены? Почему же девочка имеет отвратно-прекрасный вкус крови, и насыщенный страх? Какие же ещё чувства могут вызвать эйфорию у клоуна? Для начала он подумал насчёт горя, но это вряд ли, потому что она постоянно грустит, и из-за этого, Пеннивайз отмахнул мысль. Вернувшись к ней в комнату, он посмотрел на её тонкую, бледную шею, освещённую белым ночником. «Радость?» — подумал клоун, но снова же, откинул идею, так как девочка радовалась вместе с ним. Страх вызвать он не мог, точнее, он не понимал, как его вызвать… Какие ещё могут быть сильные чувства? Отвращение? Но чтобы он не показал ей, девочка совсем не была этого против. «Любовь. Привязанность. Возжелание» — пролетели в его голове эти мысли, и он присел обратно в угол. Он уже предполагал, как можно вызвать эти чувства, и стал ждать. На следующий день, когда холодное солнце озарило лучами розовую комнатку, вошла женщина. Присев на край кровати, где девочка спала, провела рукой по её хрупкой спине. — Стефани, вставай. — приятно промурлыкала мама, продолжая поглаживать девочку. Стефани повернулась на спину и улыбнулась. Уголки губ мягко приподнялись, даря своей матери нежность и ласку. Только Пеннивайз не чувствовал предположительной сильной любви к ней, а только лишь восторг и удивление, которые имели солёный вкус. — Как спалось, милая? — спросил клоун в облике матери. — Я очень рада, что вы прочли мне сказку на ночь. Я прекрасно выспалась. — она улыбнулась шире, и обняла мать за шею. Пеннивайз сидел в объятиях, недоумевая, да как?! — Ч-что ты такое говоришь, милая? Я тебе вчера ничего не читала. — мягко сказала она, и погладила голову девочке. — Нет, вы читали мне. Не знаю, как вы превратились в мою маму, но мама никогда меня не будит. — сказала Стефани ему в ухо, и тут же зазвонил будильник на её кнопочном телефоне под подушкой, она его достала и отключила, и вернула взгляд на мать, а вместо неё, снова сидел клоун. — Ты боишься своих родителей? — спросил клоун, и встал с кровати. — Нет. — сказала она. Яркие зелёные глаза ослепляли клоуна, тем более, в такой ясный день, как этот, когда и без того светлую комнату, освещает солнце. — Ладно. — и клоун исчез тут же. — Приходите ещё… — грустно сказала она, осознавая, что снова остаётся в одиночестве.