Согласно одной из легенд, Гомер и Гесиод участвовали в состязаниях в Халкиде на Евбее. Если даже это анекдот, он все-таки свидетельствует о том, что пренебрежительное отношение к лучникам и пращникам Гомер вполне мог воспринять на Евбее. Различия в описании вооружения обоих Аяксов и их свиты не имеет реальной основы и заставляет нас настороженно относиться к рассказам Гомера: далеко не каждый из них мы должны принимать на веру. Гомер использует любой подвернувшийся ему материал и легко направляет его и осмысливает по своему усмотрению. И это для нас самое интересное. Гомер сомневался в возможности применения огромных щитов, которые он мог видеть на микенских рисунках и многие из которых сохранились в храмах в виде посвятительных даров. Он хорошо понимал, что более поздние ассирийские щиты были удобнее и практичней. Но почему не использовать необычную форму этих, с его точки зрения, абсурдных и страшных щитов, если они могут украсить повествование? Микенец Перифет, сын Копрея, зацепился ногой за обод такого щита (говорили, что они били по ногам при ходьбе). Споткнувшись, он падает на спину, его шлем со звоном ударяется о землю; Перифет оказывается беззащитным, и Гектор пикой пронзает его грудь. Представить это довольно сложно: Перифет, конечно, мог вывихнуть себе лодыжку и упасть навзничь. Но разве это сюжет для древнего эпоса? Разве мог герой погибнуть в результате такой смешной случайности?
Гомера, однако, больше интересуют сложные ситуации, а не стереотипный героизм. То, что Перифет у Гомера столь неожиданно оказывается микенцем, свидетельствует о том, что подобные неудачи поэт приписывает древней эпохе и ее странному вооружению. Он как бы подчеркивает дистанцию между древней эпохой и его временем и вместе с тем вводит в заблуждение многих исследователей его творчества.
Конечно, ответственность за различные несуразности Гомер не всегда может переложить на странные обычаи древнего времени. В большинстве из них повинен он сам.
Например, совершенно необъяснимо, как могут герои сражаться с раннего утра до захода солнца, имея всего одно-два метательных копья. Мечом они, как и ассирийцы, в битве не пользуются. Получается, что, метнув в первые минуты свои два копья, они вынуждены будут уйти с поля боя. Метательное оружие имеет смысл только тогда, когда его достаточно, как, например, камней для пращи или стрел для лука. Оно применимо также, когда битва продолжается недолго. Но герои Гомера соскакивают с колесниц и сражаются целый день. Гомер и сам замечает эту неувязку и при случае заменяет короткие дротики длинными копьями, которыми бьются, не выпуская их из рук. Он называет этот бой рукопашным. Подобных воинов, хорошо защищенных панцирем и круглым щитом, Гомер мог видеть в современной ему ассирийской армии. Это типичный солдат охраны, вооруженный скорее для защиты, чем для наступления. При очень большом щите панцирь становится ненужным. Если же щит невелик и легок, то воина защищает панцирь, а голову его — шлем с султаном. Меч, который носят на ремне через плечо, гомеровские герои пускают в ход, как мы уже указывали, лишь в случаях крайней необходимости; ассирийцы же пользуются мечом для того, чтобы прикончить упавшего врага или, еще чаще, для того, чтобы отсечь у него голову или руку.