В то время было модно заводить зверинцы и разводить экзотические растения. В дворцовом парке Синаххериба не только разгуливали по газонам серны и косули, там рос и хлопок. Для чего? Для развития экономики страны? Отнюдь нет. Разведение хлопка ограничивалось только парком царя. Синаххериб просто хотел понять, как из растений изготовляют ткани для одежды.
Предшественники Синаххериба не решались подыматься на высокие вершины. Возможно, потому, что это было трудно и рискованно, тем более что человек с годами полнеет и становится тяжелым на подъем. Но, может быть, можно найти более легкий способ? Например, сесть в носилки, чтобы тебя донесли почти до самой вершины, а там, «подобно козочке», пробежать последние несколько метров, опуститься на камень и отхлебнуть из походной фляжки. Сверху приятно полюбоваться видом расстилающихся внизу долин. Царь считает, что такой подъем должен войти в анналы. Пускай это не техническое и даже не спортивное достижение, но оно выражает то же стремление царя — повелевать не только людьми, но и природой. (Это все равно что теперь сесть в космический корабль и полететь на Луну. Во всяком случае, побудительные причины были бы теми же самыми.) Удивительно только, что Синаххериб не оставил своего изображения на вершине, подобно тому как современные альпинисты водружают там вымпелы. Он не упустил бы такого случая. По-видимому, у каменотесов, которых не поднимали, как царя, на носилках, уже не хватило для этой работы сил.
Народ и семья
Ассирийцы кичились не только своими завоеваниями, но и культурными достижениями. В первую очередь это относится к дворцам. Их строили военнопленные на средства от грабежа чужих стран. Мы уже говорили о страстном интересе Синаххериба к технике: в том, как он развивает литейное дело, как разводит хлопок, как налаживает подачу воды в Ниневию. Но литейное дело не выходило за границы мастерских царя, хлопок рос только в его саду, а вода подавалась в первую очередь в огромный дворец. Ассирийские анналы не свидетельствуют о какой-либо заботе царя о народе. Слово «народ» в надписях всегда стоит на последнем месте. Шумерские царьки по крайней мере упоминали о том, что они никого не угнетали и защищали вдов и сирот. Ассирийские же правители похвалялись тем, что внушали ужас и страх порабощенным народам:
«И жители их сделались маломощны, трепещут и остаются в стыде. Они стали, как трава в поле и нежная зелень, как порост на кровлях и опаленный хлеб, прежде нежели выколосился»
Манера изложения здесь заимствована у ассирийцев, но она несколько смягчена по сравнению с ассирийскими анналами. Этот стиль можно было бы считать характерным для рассматриваемой эпохи, если бы ему не противоречили хеттские надписи. Цари хеттов не проявляли интереса к военным действиям (даже если речь шла об уничтожении разбойничьих гнезд в горах), а стремились к миру, покою и благосостоянию населения в своих землях. К кому же были обращены их надписи? К своему народу. Чужеземные властители не могли их прочесть, да они и не заинтересовали бы их. А народ легко мог проверить сообщаемое царем.
В обоих финикиеязычных государствах Восточной Анатолии мы встречаем надписи, правильно отражающие общее настроение, но не лишенные некоторого бахвальства. Вполне возможно, что торговые демократические города финикийцев приукрашивали положение своих жителей, хетты же, склонные к семейственности и домовитости, способствовали превращению установившегося у них образа жизни в патриархальный. Так, Киламува, царь Яуди-Самала, носящий чисто хеттское имя, несмотря на то что его надпись написана по-финикийски, сообщает:
«Царствовал Габбар над Яудией и ничего не свершил. Был царем отец мой Хайя и ничего не свершил… Я же, Киламува, свершил то, чего не свершили бывшие до меня».
Нам знаком этот стиль по ассирийским анналам. Ассирийские цари всегда совершают то, что не сделал никто из их предшественников: порабощают народы, имена которых прежние поколения даже и не знали, вторгаются в области, куда не вступала нога их предков. Однако нам хотелось бы знать, чего же, собственно, не сделали эти бесталанные предшественники Киламувы.