В Ветхом завете мы встречаем этот рассказ в трех местах с большими дословными совпадениями: подробнее всего в «4-й Книге царств» (18, 9–20; 19), потом краткий пересказ во 2-ой книге Паралипоменон» (32-я глава) и, наконец, в «Книге пророка Исайи», где этот деятельный, всегда предостерегающий от опрометчивых поступков пророк оказался не совсем удачно введенным в рассказ об осаде. Если бы последний был просто записью имевших место событий, вопрос решался бы проще; но то, чем мы располагаем, никак нельзя назвать историческим произведением, несмотря на многочисленные упоминания исторических лиц.
Когда Синаххериб в 701 г. подошел к Иерусалиму, Езекия выплатил ему большую дань, ибо был напуган появлением командовавшего войсками Туртана и его военачальников Рабсака и Рабсариса. Сам Синаххериб задержался из-за осады крепости Лахис и должен был появиться с главными ассирийскими силами несколько позже. Но едва начавшаяся осада Иерусалима была прекращена. Библия рассказывает об этом иначе:
«И послал царь ассирийский из Лахиса в Иерусалим к царю Езекии Рабсака с большим войском, и он остановился у водопровода верхнего пруда на дороге поля белильничьего»
Бесспорно, что с такой точностью мог писать только человек, хорошо знакомый с местной топографией и ассирийскими военными порядками.
«И вышел к нему Елиаким, сын Хелкиин, начальник дворца, и Севна писец, и Иоах, сын Асафов, дееписатель. И сказал им Рабсак: "Скажите Езекии: так говорит царь великий, царь Ассирийский: что это за упование [неверное. — Ред.], на которое ты уповаешь? Я думаю, что это одни пустые слова, а для войны нужны совет и сила; итак на кого ты уповаешь, что отложился от меня? Вот, ты думаешь опереться на Египет, на эту трость надломленную, которая, если кто обопрется на нее, войдет тому в руку и проколет ее! Таков фараон, царь Египетский, для всех уповающих на него. А если скажешь мне: "на Господа, Бога нашего, мы уповаем…" "Итак, вступи в союз с господином моим, царем Ассирийским: я дам тебе две тысячи коней; можешь ли достать себе всадников на них? (Я бьюсь об заклад, ты не сможешь этого сделать!) И как ты хочешь заставить отступить вождя, одного из малейших рабов господина моего? Надеясь на Египет, ради колесниц и коней?.." И сказали Елиаким и Севна и Иоах Рабсаку: говори рабам твоим по-арамейски, потому что мы понимаем, а не говори с нами по-иудейски, вслух народа, который на стене. И сказал Рабсак: разве только к господину твоему и к тебе послал меня господин мой сказать слова сии? Нет, также и к людям, которые сидят на стене, чтобы есть помет свой и пить мочу свою с вами [от голода и жажды].
И встал Рабсак, и возгласил громким голосом по-иудейски, и сказал: слушайте слово царя великого, царя Ассирийского! Так говорит царь: Пусть не обольщает вас Езекия, ибо он не может спасти вас… примиритесь со мною и выйдите ко мне, и пусть каждый ест плоды виноградной лозы своей и смоковницы своей, и пусть каждый пьет воду из своего колодезя. Доколе я не приду и не возьму вас в землю такую же, как и ваша земля, в землю хлеба и вина, в землю плодов и виноградников. Итак да не обольщает вас Езекия, говоря: "Господь спасет нас". Спасли ли боги [других] народов, каждый свою землю, от руки царя Ассирийского? Где боги Емафа и Арпада? Где боги Сепарваима? Спасли ли они Самарию от руки моей? Который из всех богов земель сих спас землю свою от руки моей? Так неужели спасает Господь Иерусалим от руки моей? Но они молчали и не отвечали ему ни слова»
Только поэт сумеет так рассказать! Пророки тоже были поэтами, но они пользуются традиционными речевыми формулами и обычно лишены юмора. Однако всякий, кто вчитается в текст, не может не заметить комизма повествования. Рассказчик и сам вряд ли верит, что жители Иерусалима сразу же после начала осады вынуждены были поедать собственные экскременты. Это скорее традиционный оборот, широко принятый в текстах ассирийских надписей. И вообще весь ход рассуждений носит ярко выраженный ассирийский характер. Правда, поведение послов и их отеческие увещевания отнюдь не соответствуют военным обычаям ассирийцев. У них бы те же аргументы звучали значительно грубее. Но эти изменения поэт сделал намеренно. Трудно себе представить более забавную картину, чем вид сидящих на стене жителей Иерусалима, которые внимают речам ассирийцев. Кстати, речи эти производят на них значительно более глубокое впечатление, чем на представителей Езекии. Рабсак, чтобы быстрее достигнуть своей цели, говорит по-еврейски, а не на принятом дипломатическом языке того времени — арамейском; он громко выкрикивает свое обращение, чтобы все его слышали. Все это не имеет никакого отношения к истории. Подобные демократические (хотя и несколько демагогические) приемы и во сне не снились ассирийцам. Да и вряд ли три высших должностных лица Ассирии лично отправились бы к стенам Иерусалима, чтобы уговорить сдаться защитников незначительной крепости второстепенного государства. Это — чистый вымысел. Наивно выглядит и лишенное всякого смысла обещание оставить на некоторое время жителей Иерусалима у их колодцев и садов, а потом, если они будут хорошо себя вести, переселить в места, не уступающие их родным. Слушатели решительно не понимают смысла этих щедрых посулов. Они молчат. Кто-то позднее, видимо, внес в текст поправку: «по приказу царя». Но как мог царь предвидеть такой ход событий? Нужно иметь в виду, что при создании канонического текста всегда возможно появление таких противоречивых вставок. Так, дополнительные стихи 21–28 главы «4-й Книги царств» носят явно ассирийский характер, но из-за утраты больших кусков текста мы не можем теперь предположить, где они первоначально были помещены.