Рыцарский меч или купеческие весы?
Загадки русско-ливонской торговли
В начале XV в. Ливония соседствовала с двумя русскими землями: Псковской, на долю которой приходилось 480 км русско-ливонской границы, и Новгородской (20 км). Русские рубежи прикрывал ряд крепостей. Новгородскую границу сторожил Ям на реке Луге, основанный в 1384 г. и располагавшийся примерно в 30 км напротив Нарвы. Псков же отгородился от Ливонии целой сетью так называемых псковских пригородов, небольших пограничных крепостей: Изборск, Остров, Белье, Коложа, Гдов и др.
Отношения между Новгородом, Псковом и Ливонией в XV в. можно обозначить двумя словами: война и торговля. Причем они были взаимосвязанными. Войны происходили из-за мелких территориальных споров и гораздо чаще — из-за противоречий по торговым вопросам.
В экономическом плане Ливония была государством-транзитером, обеспечивающим перевоз товаров из Литвы и России на Запад и обратно. В конце XV в. ее доля в ганзейской торговле составляла около 38 % (для сравнения — Пруссии всего 18 %). Но собственно ливонское ремесло не играло большой роли, без его продукции могли обойтись все участники транзита.
Для Ганзы Ливония была восточной оконечностью зоны доминирования германской торговли, посредником между Западной и Восточной Европой (Великим княжеством Литовским и Русью в лице Новгорода и Пскова). И в этой роли она была востребована и нужна германскому миру. Из русских земель шел выгодный поток товаров, а как рынок сбыта они были бездонны. Историк М. Б. Бессуднова, пользуясь терминологией Ф. Броделя, назвала мир восточной Прибалтики «миром-экономикой», состоящим из треугольника «Ливония — Новгород — Псков».[91] Здесь каждый элемент был на своем месте и сотрудничал с другим на взаимовыгодных условиях.
Конечно, отношения внутри этого «мира-экономики» не всегда были безоблачными. Здесь стоит остановиться на особенностях ливонской торговли. Исследования Μ. П. Лесникова применительно к XIV–XV вв. показывают, что европейские купцы, торговавшие на Балтике, по документам, имели очень низкий процент прибыли — от 5 до 22 %, но в основном не более 5–6 %.[92] Эта картина никак не стыкуется с тем значением, какое современники придавали балтийской торговле, и с теми богатствами, которые она наглядно приносила (что видно из роста благосостояния того же Любека, Ревеля, Риги, который происходил явно не за счет 5 % прибыли).
Получается некая загадка: если купцы перепродавали в Любеке товар, купленный в Новгороде, почти по той же цене, то зачем они вообще занимались этой торговлей?
Разгадка кроется как в психологии купечества того времени, так и в особенностях торговых операций. Средневековая этика требовала т. н. «равной цены»: за сколько купил, за столько и продал. Сверхприбыли в 20, 50 и тем более 100 % считались неэтичными. Прилично было получить за свои труды лишь небольшой процент. Однако буквальное соблюдение таких этических принципов делало бы торговлю невыгодной.
Поэтому изобретались различные приемы, как прятать прибыль. Одним из них была дифференциация мер веса, длины и объема. И. Э. Клейненберг показал, что в разных пунктах в одну и ту же меру вкладывалось разное содержание. Например, шиффунт воска в Новгороде содержал 480 фунтов, в Ливонии он превращался уже в 400 фунтов, а в Любеке — в 320![93] Разница в 160 фунтов потом продавалась отдельно и составляла чистую прибыль, при этом купеческая этика как бы соблюдалась, поскольку цена почти не менялась. Аналогичную картину рисует Н. А. Казакова: ласт импортируемой соли в Ревеле ганзейцы определяли в 15 мешков, но в Новгороде он превращался уже в 12.[94] Кроме того, существовала практика так называемых «наддач» (upgift), которые ганзейцы взимали практически со всех товаров: это пробы, образцы товара (отломанные куски воска, меха «на пробу»), которые брались бесплатно, как бы в качестве проверки товара, и часто составляли довольно значительные объемы. Поскольку эти предметы не были куплены, то они официально не включались в приобретенный товар и их последующая продажа составляла нигде не учитываемую чистую прибыль купца и при этом никак не нарушала средневековую этику.
Этика «справедливой цены» парадоксальным образом сочеталась с допустимостью правила «не обманешь — не продашь». Обмен, обвес, всучивание гнилого товара под видом первоклассного неэтичным не считались, а наоборот, свидетельствовали об искусности купца. Русские источники пестрят обвинениями в адрес и ганзейских, и ливонских купцов в подобных нарушениях.
91
Бессуднова М. Б. Великий Новгород в конце XV — начале XVI в. по ливонским источникам. Великий Новгород, 2009. С. 10–55; она же. Превратность судьбы (Великий Новгород в системе русско-ливонских отношений) // Новгородский исторический сборник. 2013. Вып. 13 (23). С. 171–184.
92
Лесников Μ. П. Ганзейская торговля пушниной в начале XV в. // Ученые записки Московского городского педагогического института. 1948. T. VIII: Кафедра истории средних веков. Вып. 1. С. 61–93;
Idem. Lübeck als Handelsplatz für osteupaische Ware im XV. Jahrhundert // Hansische Geschichtsblàtter. Kôln, 1960. Jg. 78. S. 67–86.
93
Клейненберг И. Э. Цены, вес и прибыль в посреднической торговле товарами русского экспорта в XIV — начале XV в. // Экономические связи Прибалтики с Россией. Рига, 1968. С. 39–40.
94
Казакова Н. А. Из истории сношений Новгорода с Ганзой в первой половине XV в. // Исторические записки. М., 1947. Т. 28. С. 119.