С одной стороны, план Плетенберга в какой-то степени сработал — крупных военных конфликтов между Россией и Ливонией не было в последующие полвека. В 1509 г. истек шестилетний срок русско-ливонского перемирия. В марте в Москве прошли переговоры, и перемирие было продлено на 14 лет, начиная с 25 марта 1509 года. Договором 1509 г. также подтверждалась ливонско-русская граница «по старине», как в предыдущих договорах. Вплоть до 1550 г. содержание русско-ливонских договоров принципиально не изменялось (они перезаключались в 1521, 1531, 1535 и 1550 гг.).[150]
С другой стороны — а насколько это затишье было именно следствием Первой Ливонской войны? Нападение на Ливонию вплоть до середины XVI в. не стояло на внешнеполитической повестке Москвы, у которой хватало проблем с Казанским и Крымским ханствами и Великим княжеством Литовским. Планов покорения Прибалтики вплоть до 1558 г. у Москвы просто не было. Напротив, отношения с германским миром были максимально благожелательными. В 1513–1514 гг. была попытка заключить большой союзный договор России со Священной Римской империей. В первой четверти XVI в. развиваются интенсивные контакты России и Пруссии. Дошло до того, что государь Василий III финансировал польско-тевтонскую (нем. Reiterkrieg, пол. Wojna pruska) войну 1519–1521 гг. Русские платили немецким рыцарям, чтобы они напали на своих соседей — звучит совершенно абсурдно, но таковы были реалии «высокой европейской политики» в первой трети XVI в. В этом контексте конфликт с Немецким орденом в Ливонии мог бы обрушить все усилия русской дипломатии в Европе и был Москве совершенно не нужен.
Заслуга ли в этом магистра Плетенберга, или таково было стечение обстоятельств? От Ливонии в международных делах уже мало что зависело, и это ярко продемонстрировали последующие события.
Как великий магистр встал на колени перед польским королем,
и
Что это означало для судеб Ливонии
Решающий шаг к грядущей войне за раздел Прибалтики оказался сделан 15 августа 1525 г. на главной площади польской столицы — в Кракове. У стен городской ратуши и торговых рядов Сукеннице последний великий магистр Немецкого (Тевтонского ордена) и первый герцог Пруссии Альбрехт принес клятву верности королю Сигизмунду I Старому. Прусская ветвь ордена была секуляризирована и превратилась в Прусское герцогство, вассальное Ягеллонам.
Ливония нервно отнеслась к переходу Пруссии под власть Польши. Магистр Вальтер фон Плетенберг обратился в Ватикан с просьбой защитить орден, если притязания Сигизмунда распространяться и на него. Но папе в 1525 г., в самый разгар борьбы с лютеранством, было явно не до Ливонии. Одно время Плетенберг даже рассматривал возможность нападения на Пруссию с целью ее освобождения от поляков, но перейти к активным действиям так и не решился.[151]
Связь судьбы Ливонии с судьбой Пруссии была очевидной: это были отделения одного и того же Немецкого ордена. Мысль об их подчинении другому государству витала у европейских политиков давно. Есть свидетельства (правда, невнятные, исходящие от русской стороны), что имперский посол Георг фон Турн в 1490 г. предлагал взять под протекторат Немецкий орден… Ивану III.[152] В это сложно поверить, но сам факт разговора дипломатов на данные темы свидетельствует: владения тевтонских рыцарей начали делить, они уже больше не воспринимались как серьезный игрок на европейской арене. В 1422 г. первые планы аннексии земель Немецкого ордена появляются в Литве и Польше.[153] Периодически этот вопрос ставит Дания, о чем говорилось выше.
Идея аннексии Ливонии начинает активно муссироваться в Пруссии при формировании принципов внешней политики нового герцогства, то есть в 1525 г. В письме Акации Семы к Альбрехту от 21 июня 1525 г. содержится рекомендация: «не ограничиваться секуляризацией Прусского ордена, но то же сделать и с Ливонией, иначе она станет добычей Москвы».[154] Но реальными военными силами для аннексии Ливонии Пруссия не располагала. Тогда было решено действовать путем интриг.
Альбрехт с помощью польского короля Сигизмунда I Старого добился назначения коадъютором рижского архиепископа Вильгельма Бранденбургского, своего младшего брата, сына Софии Ягеллонки, сестры короля Сигизмунда. Мотивы дальнейших действий Вильгельма довольно четко определил историк Г. Форстен: «…стремления Вильгельма, очевидно, клонились к достижению архиепископства и к секуляризации всех орденских земель, с тем чтобы обратить их в светское герцогство и владеть им в ленной зависимости от Польши. Будущее слияние ливонского герцогства с прусским было лишь вопросом времени. Миссия Вильгельма в Ливонии была такой же, какою миссия его брата в Пруссии…»[155]
150
Каштанов С. М. Договор России с Ливонией 1535 г. // Проблемы источниковедения. Москва, 2006. Вып. 1 (12). С. 182–297.
151
Urban W. The Livonian Crusade. Washington, 1981. P. 445.
О вариантах решения ливонского вопроса в связи с секуляризацией Пруссии см.: Dopkewitsch Н. Die Hochmeisterfrage und das Livlandproblem nach der Umwandlung des Ordenslandes Preufien in ein weltliches Herzogtum urch den Krakauer Vertrag vom April 1525 // Zeitschrift für Ostforschung. 1967. Bd. 16. S. 201–255.
153
Stancelis V. The annexation of Livonia to the Grand Duchy of Lithuania: Historiographical controversies // Lithuanian Historical Studies. 2000. № 5. P. 21.
154
Olewnik J. Polsko-Pruski plan inkorporacji Inflant do Monarchii Jagiellohskiej z lat 1552–1555 i jego pierwsze stadium realizacji // Komunikaty mazursko-warmmskie. Kwartalnik. 1979. Nr. 4 (146). S. 394.
155
Форстен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). T. I: Борьба из-за Ливонии. Санкт-Петербург, 1893. Ч. 33. С. 70.