Со времени последнего приезда моего в Ставку наше стратегическое положение значительно ухудшилось. Конница противника на стыке Добровольческой и Донской армий, оттеснив наши части, глубоко врезалась в наш фронт, угрожая тылу Добровольческой армии. 1-й корпус поспешно отходил. Орел, Курск были оставлены, и наш фронт быстро приближался к Харькову. В тылу, в Екатеринославской губернии, кипели восстания. В связи с неудачами на фронте росло неудовольствие в тылу. Предпринятое генералом Юденичем наступление на Петроград закончилось неудачей, остатки его армии отошли в Эстонию. Разбитые армии адмирала Колчака поспешно отходили на восток. Гроза надвигалась…
Я прибыл в Таганрог 10-го утром и прямо с вокзала отправился к главнокомандующему, где застал генерала Романовского. Доложив обстановку, я упомянул о вчерашнем разговоре моем с атаманом.
– Конечно, – сказал генерал Деникин, – генерал Филимонов атаманом быть не может, он главный виновник всего происшедшего (10-го генерал Филимонов сложил свои полномочия).
Затем я спросил, кого главнокомандующий считал бы желательным видеть во главе края; генерал Покровский, весьма, видимо, желавший быть выбранным атаманом, имел на это мало шансов. Другим кандидатом был генерал Науменко. Со своей стороны я полагал, что наилучшим атаманом был бы последний. Главнокомандующий ответил, что в это дело не считает возможным вмешиваться. Присутствующий генерал Романовский заметил, что генерал Покровский, прекрасно выполнивший возложенное на него поручение, видимо, рассчитывает на поддержку его Ставкой в его домоганиях.
– Во всяком случае, если будете говорить с ним, скажите, что главнокомандующий о нем позаботится, – добавил, обращаясь ко мне, генерал Романовский.
Закончив доклад о событиях на Кубани, я просил главнокомандующего разрешения высказать несколько соображений по оперативным вопросам. Я вновь доложил, что выход из настоящего тяжелого положения я вижу лишь в принятии крупного решения – срочной переброске из состава Кавказской армии части конницы в район Купянска для усиления действовавшей там нашей конной группы.
Остававшиеся в этом случае части Кавказской армии я предлагал свести в отдельный корпус, поставив во главе его генерала Покровского. Об этом я доносил телеграфно еще 18 октября. Генерал Деникин молча выслушал меня.
– Хорошо, я подумаю, – сказал он, – когда вы думаете ехать?
Я ответил, что думаю ехать сегодня в Ростов, где мне надо было повидать генерала Лукомского и других лиц по ряду служебных вопросов. Генерал Деникин приказал мне ожидать его в Ростове, где он должен был быть во вторник.
В 5 часов я выехал в Ростов. О приезде моем уже знали, несколько человек, желавших меня видеть, ждали меня на вокзале. Весь вечер и весь следующий день приток посетителей не прекращался. Все задавали один вопрос: «Уволен ли Май-Маевский{85}?», «Состоялось ли ваше назначение?». Получив отрицательный ответ, негодовали, обвиняли генерала Деникина, ругали Май-Маевского.
Еще недавно глухое недовольство главнокомандующим прорвалось наружу. По мере приближения фронта неудовольствие в тылу росло. Безобразная пьяная жизнь командующего Добровольческой армией, распущенность войск, разврат и самоуправство в тылу не были уже секретом ни для кого. Все ясно сознавали, что так дальше продолжаться не может, что мы быстрыми шагами идем к гибели. Многие из ближайших помощников главнокомандующего и ряд общественных деятелей указывали генералу Деникину на необходимость замены генерала Май-Маевского другим лицом, с должным авторитетом в глазах армии и общества. Каждый хотел верить, что дело в твердых и умелых руках еще поправимо. В поисках преемника генерала Май-Маевского остановились на мне.
Меня всячески выдвигали. В эти тревожные дни это было злобой дня. Стоило мне приехать в какое-либо учреждение, как сбегались все служащие, толпа собиралась вокруг моего автомобиля. На почтово-телеграфной станции, куда я приехал для переговоров по аппарату с Царицыном, чиновники и телеграфисты сделали мне целую овацию – кричали «Ура!» и аплодировали. Всем этим охотно пользовались враждебные главнокомандующему круги, стремясь противопоставить имя мое генералу Деникину. События на Кубани встречены были обществом весьма сочувственно. В атмосфере безвластия и готовящегося развала всякое проявление твердости власти приветствовалось.
85
Май-Маевский Владимир Зенонович, р. в 1867 г. Из дворян. 1-й кадетский корпус (1885), Николаевское инженерное училище (1888), академия Генштаба (1896). Офицер л-гв. Измайловского полка. Генерал-майор, командующий 1-м гвардейским корпусом. В Добровольческой армии с 1918 г. в резерве чинов при штабе главнокомандующего, с 19 ноября 1918 г. врид командующего 3-й дивизией, с декабря 1918 г. начальник 3-й пехотной дивизии, 15 февраля – 1 июня 1919 г. командир 2-го армейского корпуса, с апреля 1919 г. командующий Донецкой группой войск, 22 мая – 27 ноября 1919 г. командующий Добровольческой армией, с 26 ноября 1919 г. в распоряжении главнокомандующего. Генерал-лейтенант. Умер 30 октября 1920 г. в Севастополе.