Рис. 3. Змиевы валы. Карта
Впервые о Змиевых валах упомянул архиепископ Бруно, проезжавший в начале XI века через Киевскую землю: «государь руссов, великий царствами и богатствами… в течение двух дней провожал меня сам вплоть до крайнего предела своего государства, который он со всех сторон окружил крепчайшей и длиннейшей оградой по причине кочующего врага». Правда, слишком-то доверять сообщениям раннесредневековых путешественников не стоит: они любили, для придания веса и себе, и своим, действительно, опасным путешествиям порассказать много такого, чего в природе не существует: и о людях с песьими головами, и о фантастических зверях и растениях, вроде кричащего корня мандрагоры. В русских летописях Змиевы валы упоминаются лишь с конца XI века. А так называемая Лаврентьевская летопись даже говорит, против кого служили эти сооружения: «…зовется вал Половечьскый».
Рис. 4. Змиевы валы
Впрочем, современные археологи оспаривают принадлежность этих валов древней эпохе антов, чаще всего датируя их X–XI веками. Но не исключено, что древнерусские князья могли воспользоваться более древними сооружениями, восстанавливая и дополнительно укрепляя их.
Такие валы воздвигали и другие народы. Еще в VII веке до новой эры вездесущие древние греки, народ воинов и торговцев, в восточной части Крыма основали свое укрепленное торговое поселение-факторию Феодосию. Затем здесь возникло целое Боспорское государство. Для защиты Феодосии боспорские правители Спартокиды возвели Асандров вал, пересекавший перешеек между Феодосией и Арабатской стрелкой. На рубеже I–II веков новой эры завоевавший земли даков (примерно на территории нынешней Румынии), римский император Траян построил огромный Траянов вал вдоль Дуная, чтобы обезопасить новые владения от набегов варварских племен. Воздвигали валы и древние германцы, авары, западные славяне, датский король Готфрид в 808 году и франкский император Карл Великий в 812 году.
Итак, наиболее выгодным местом для постройки укрепленного поселения был остров – если не посреди большой реки или озера, то хотя бы посреди болот и равнин, на рёлках и моренах. Но рёлки и морены тоже еще поискать надо. А ведь европейская территория нашей страны отличается как раз равнинностью. По этой огромной великорусской равнине во множестве текут и полноводные реки, и небольшие речки, и ручьи, вытекающие из лесных болот. Они образуют целую сеть, кстати, очень удобную и для передвижения: летом на лодках, зимой по ровному замерзшему льду на санях. По суше на тогдашней, покрытой сырыми и густыми хвойными лесами Великорусской равнине проезда практически не было. Ручьи впадают в речки, речки в реки, а кое-где по берегам рек встречаются еще и широкие овраги. И при впадении одной реки в другую образуются мысы, с двух сторон защищенные водой. Здесь очень удобно селиться. И такие поселения мысового типа – едва ли не самые распространенные на Руси. Да вот хотя бы Москва. Конечно, заложена она была не князем Юрием Долгоруким, который на боевом коне и в доспехах нынче простирает длань вовсе не на том месте, где появилась, так сказать, Протомосква, а совершенно неизвестными простыми землепашцами-смердами, ремесленниками, рыболовами и охотниками на высоком, поросшем еловым бором и срытом в 1847 г. холме, расположенном на узком мысу у впадения реки Неглинки в Москву-реку. Пожалуй, даже и не русскими, точнее, не славянами-вятичами заложена, – русских в ту давнюю пору еще не существовало, – а угро-финнами: само название «Москва» не славянское, а угро-финское. Этому древнему поселению много больше 1000 лет. А суздальский князь Юрий Долгорукий просто пригласил в 1147 году своего союзника, князя Новгород-Северского Святослава Ольговича на встречу в свое село Москву на переговоры и «дал ему пир силен». Видно, пир был действительно «силен», если летописец счел нужным упомянуть о нем. И только в 1156 году Юрий превратил село в «город», обнеся его деревянными стенами.