«Знаю-знаю, ты ведь из тех, кто полагает, что дети – дар небес». Тут я не сдержался: «Послушай, милая коллега, если уж разговор пошел серьезный, то выбирать приходится из двух вариантов: либо дети – дар свыше, как ты и сказала, – и это действительно так, дети – проявление Бытия, присутствия Тайны, чего-то, что превосходит меня и тебя, – или же я могу отвести тебя в класс, откуда только что вышел, и там один мальчик объяснит тебе, что такое дети. Но тебе придется выбрать одно из двух, ибо третьего не дано. Либо дети – результат сношения (только тебе нужно будет набраться смелости, чтобы прямо сказать об этом своим детям, глядя им в глаза), либо они – дар небес. Иначе говоря, они входят в нашу жизнь, как тайна, как нечто большее, чем я, и ты, и твой муж, вместе взятые. А третьего не дано».
Проблема в том, что эта преподавательница рассуждает как все и за ее шуткой стоит циничность всей культуры, разрушившей то единственное, в чем нуждаются наши дети, – осознание того, кому они принадлежат. Осознание того, чьи они, ибо это единственное, что их воспитывает и оберегает, в том числе психологически, от всякого рода расстройств. Но чтобы ребенок знал, кому он принадлежит, нужно, чтобы отец его тоже знал, кому принадлежит. Когда ваши дети начинают задавать вам вопросы вроде: «Папа, а почему мы живем бедно? Почему у нас нет бассейна?» – читайте и перечитывайте конец шестой главы Второзакония: Если спросит у тебя сын твой в последующее время, говоря: „что значат сии уставы, постановления и законы, которые заповедал нам Господь, Бог наш?“ (Втор. 6: 20). Другими словами: «Извини, папа, но почему я должен тебя слушаться? Почему нужно быть добрым? Священники твердят, что нужно быть добрыми, а весь мир говорит об обратном». Кажется, сегодня гораздо важнее быть изворотливыми, уметь схитрить, когда нужно. Зачем поступать иначе? Ради чего терпеть лишения?
Доводилось ли вам убеждать детей в том, что хотя бы иногда нужно чем-то пожертвовать? Дети бунтуют: чего ради? И их можно понять. Ты предлагаешь мне поступить так ради какой-то важной, великой цели? Если нет, то зачем? Зачем быть добрым? Честным? Порядочным? Почему нельзя красть? Что плохого в добрачных связях? Вообще, что это за правила, что это за законы, нормы, диктуемые Богом? Диктуемые Церковью, переданные нам как опора христианства?
Ответ вполне определенный. Скажи сыну твоему: „Рабами были мы у фараона в Египте; но Господь вывел нас из Египта рукою крепкою; и явил Господь знамения и чудеса великие и казни над Египтом, над фараоном и над всем домом его, пред глазами нашими. А нас вывел оттуда, чтобы ввести нас и дать нам землю, которую клялся отцам нашим дать нам. И заповедал нам Господь исполнять все постановления сии, чтобы мы боялись Господа, Бога нашего, дабы хорошо было нам во все дни, дабы сохранить нашу жизнь, как и теперь“ (Втор. 6: 21–24).
Вот и прекрасно! Значит, ты можешь ответить своему сыну: «Смотри сам. Я прошу тебя поступать так, и, если ты хочешь, следуй за мной. А прошу я тебя так поступать для того, чтобы и тебе быть счастливым, как я». Но для этого он уже с колыбели, с первого дня, с первого часа должен дышать этим счастьем, этой радостью, а иначе сразу почувствует фальшь, и ты потерпишь поражение, не успев начать игру. Необходимо, чтобы ты мог сказать ему: «Сынок, иди вслед за мной. Я выбрал этот жертвенный путь, поскольку признаю его абсолютную целесообразность». Твоя просьба должна опираться на все то, чем он живет с рождения. И только тогда он сможет тебе ответить: «Это правда! Я иду по твоим стопам, потому что понимаю, ради чего это нужно. Я понимаю, что это в высшей степени целесообразно».
Беседуя со школьниками о христианстве, я всегда говорю одно и то же: либо оно в высшей степени целесообразно, либо нет. Кого интересовало бы христианство, не будь оно целесообразным с человеческой точки зрения? Кому не хочется жить под кровом великого Отца? А значит, несмотря ни на что, утверждать свою связь с Ним и потому молиться? Глядя на тебя, твой сын должен иметь возможность сказать то же, что я с детства говорил о своем отце. И это единственное, о чем я прошу Бога, чтобы мои дети, глядя на меня, могли сказать: «Вот бы и нам стать такими же!» Меня бросает в дрожь от осознания того, что единственное мое отцовское желание – чтобы мои дети могли сказать так же. Не утверждать, что их отец идеальный, совершенный и безотказно надежный, ведь они прекрасно понимают, что я такой же «бедолага», как и они. И ваши дети знают точно, что вы ничем не лучше их. Ни к чему изображать совершенство – наигранность лишь обострит отношения, принесет в них ложь и неестественность. Детям следует говорить: «Я такой же бедолага, как и вы. Однако у меня есть великое достоинство – я прощен!»