Не отставали от монахов и купцы. По Ангаре лежал близкий путь в Китай, к шелку и чаю. Набивали они товарами илимки — лодки с острыми высокими носами, нанимали голь в бурлаки и отправлялись в дорогу. Где хитростью, где просто разбоем добывали купцы собольи шкурки, золото и оленьи панты. И богатели, ставили лабазы, каменные дома в Томске, в Енисейском городке.
А потом и Приангарье постигла участь остальной Сибири. В начале нынешнего века Вацлав Серошевский, один из участников польского восстания 1863 года, сосланный на Ангару, писал: «Русская государственность проделала в Сибири громадный карательно-исправительный опыт, стоящий миллионы денег, реки слез и море крови. Если бы собрать в одно все стоны, вызванные им, то они заглушили бы шум бушующего океана, если бы направить толково затраченную в нем душевную энергию, то летучие пески Голодной степи зацвели бы роскошными садами».
И вот теперь некогда ссыльный край становится крупнейшим промышленным районом страны. «Поражая воображение своей грандиозностью, развертываются сказочные картины будущего Сибири, которые создаст укрощенная и освоенная рабочей энергией людей стихийная сила Ангары». Тридцать с лишним лет назад, когда Алексей Максимович Горький написал эти слова, покорение Ангары казалось далеким будущим. Сегодня это действительность. И Братская ГЭС, и весь огромный комплекс предприятий, выросших и еще только поднимающихся в тайге, разве это не сказочная картина, сотворенная руками советского трудового человека! Братск не только утвердился в тайге, он уже послал свои авангарды за триста километров вниз по реке, к Толстому мысу, где прозвучит третья часть поэмы о покорении Ангары — будет поставлена Усть-Илимская ГЭС. И даже наша маленькая баржонка — солдат начавшегося сражения. Она загружена листами сухой штукатурки, щитами сборных домов, частями экскаватора.
На барже у нас все, как на настоящем корабле, разве что нет только двигателей. На корме мостик с большим рулевым колесом. Под ним шкиперская каюта и камбуз с печью, напоминающей мне знаменитый «Ташкент» — фронтовую печь из бочки, у которой грелись холодными зимними ночами солдаты. Есть у нас и «кают-компания» — свободное место посредине палубы, защищенное от ветра штабелями груза. А на носу расположены спальные мешки — «каюты» пассажиров.
Главное лицо на барже — шкипер Геннадий Перетолчин. Ему лет сорок, он жилист, быстр в движениях. Геннадий редко бывает хмурым, беспрестанно улыбается, и от этого его скуластое лицо не кажется суровым, хотя глаза шкипера скрыты под мохнатыми, близко сдвинутыми бровями.
Завтра мы попадем в родную деревню Перетолчи-на — Нижнюю Шаманку, где по сей день живет его восьмидесятилетний отец. Мы стоим на мостике, Геннадий рассказывает о своем детстве, о том, как, отправляясь в школу, он с товарищами тащил за бечеву лодку, на которой потом возвращался домой. Он вспоминает друзей, которых поглотила Ангара, разбитые лодки, баржи. Потом неожиданно декламирует:
— Это про нашу Ангару, — объясняет Геннадий. — Царица она дикого края. И нрав у нее дикий.
В Ангаре все необычно. Вспомните, как начинается Волга — из-под небольшого сруба, поставленного над ключом. Дон тоже отправляется в путь маленьким ручейком. Ангара же рождается взрослой рекой — там, где она вытекает из Байкала, ее ширина достигает восьмисот метров. Так и несет эта река свои ключевой прозрачности воды широченным потоком, иногда разливаясь до восьми километров.
А паводки? Весной на Ангаре их нет, весной Днепр, Волга, Енисей, Обь заливают поймы, поля, тайгу, а в Ангаре воды мало. Она начинает прибывать в июле — августе, когда тают снега в горах, с которых текут реки, питающие Байкал.
Из берегов же Ангара выходит только зимой. И это страшно.
Представьте: ночью, когда мороз градусов пятьдесят, река кидается на берег. За несколько часов уровень ее поднимается на четыре-пять метров. Ледяная вода, как разъяренный зверь, набрасывается на дома, крушит все на своем пути, прикрывая разбой облаками тумана.
Таков уж характер у Ангары. Замерзает она не «по правилам»: от устья к истоку. Часто лед сначала образуется на дне — быстрое течение не дает появиться ему на поверхности. Этот донный лед всплывает и в узких местах забивает русло, образуя зажор — нечто вроде плотины. Река с разбегу упирается в зажор и, не находя дороги, вздымается, захлестывая берег и все, что на нем находится.
Тот, кто видел путь Ангары из Байкала к Енисею, знает, чего стоит реке пройти этот путь. Тайгу прорезывают траппы — диабазовые поясы, выдавленные из недр земли вулканическими силами; они тянутся сотнями километров и достигают в ширину десяти километров, а поднимаются до двухсот метров. Диабаз крепче гранита, но и он не устоял перед силой Ангары. Она прогрызла в траппах узкие, иногда всего в триста метров коридоры и прошла. По всему течению Ангары, как следы ее победы над камнем, разбросаны пороги и шиверы — нагромождение валунов.
…Вырываясь из Байкала, Ангара устремляется на север, а потом круто поворачивает на запад, прорезая Средне-Сибирское плоскогорье. В нее собираются воды с площади (включая и Байкал) более миллиона квадратных километров. Ангара — река быстрая, ее длина составляет 1850 километров, и на этом расстоянии уровень реки понижается больше чем на треть километра. А на Волге, которая вдвое длиннее Ангары, это падение не больше четверти километра.
Ангару делят на три участка: верхний, средний и нижний.
Верхний — от Байкала до устья Оки — немногим короче семисот километров. Здесь много островов, расчленяющих реку на протоки. В нее впадают Иркут, Китой, Белая, Ока — реки, берущие начало в горах Восточного Саяна. Самая крупная из них Ока — тезка одного из крупнейших притоков Волги. Сибирская Ока под стать своей российской сестре. Вытекая из небольшого Окинского озера, она проделывает до впадения в Ангару длинный, почти тысячекилометровый путь.
Лет пять-шесть назад Ока была судоходной только на пятьдесят километров от своего устья. Дальше путь пароходам преграждали пороги. Теперь их уже нет — они затоплены Братским морем. На месте устья Оки образовался морской залив шириной в несколько десятков километров — так называемый Окско-Ийский участок водохранилища. Когда закончится наполнение нового таежного моря, суда пойдут вверх по Оке на полтысячи километров, до станции Зима Транссибирской железнодорожной магистрали. Станет судоходной на несколько сот километров и приток Оки — река Ия.
Верхний участок — самый обжитый район Приангарья. Развитие его экономики и культуры особенно усилилось за последние десять — двенадцать лет. Появились новые города, новые отрасли промышленности. В устье Китоя вырос прекрасный Ангарск — город химиков и нефтяников. Сюда пришел уже гигантский нефтепровод из Башкирии.
Вместе с Усолье-Сибирским — городом, где издавна добывается поваренная соль, — Ангарск образует комплекс химических предприятий.
Вокруг Иркутска растут города-спутники. Первый из них — Шелехово — известен далеко за пределами области. Здесь построен первенец сибирской алюминиевой промышленности — Иркутский алюминиевый завод.
Вырос и древний город Черемхово. Его шахты и главным образом открытые карьеры дают половину добычи восточносибирского угля.
Именно в верховьях Ангары и началось ее покорение. На окраине Иркутска построена первая на этой реке гидростанция.
Средний участок Ангары между устьями Оки и Илима короткий, менее трехсот километров. Облик реки здесь совершенно иной. Широкие, как озера, плесы чередуются с узкими, иногда длинными ущельями (сужениями). Высокие диабазовые скалы сжимают реку порой до ширины в триста метров.
Еще несколько лет назад Ангара между Окой и Илимом считалась несудоходной — на этом участке много шивер и пять порогов: Братский, Пьяновский, Падунский, Дубыненский и Шаманский. Три первых навсегда усмирены человеком — они оказались теперь на дне Братского моря, и теплоходы из Иркутска приходят к причалам нового Братска. Недолго осталось бушевать и двум последним. Их поглотят волны Усть-Илимского водохранилища.