Они упорно и твердо не замечали друг друга всю службу. И потом – на церковных ступенях тоже. Но теперь они были за оградой храма. Теперь они стояли на тротуаре. Лина улыбнулась. Какой он серьезный, Тим. Хоть в разведку с ним иди.
– Но как ты здесь? – не удержалась она.
Это ведь все равно, что чудо. Вот папа – и с пониманием относится к маме, и поддерживает всегда, и венчались они даже, но сам так и не пришел пока к вере. Откуда же Тим так легко и просто здесь? Хотя чего она удивляется. У него же его эскадра кораблей. Наверное, вот и понял. По какой-то внутренней аналогии. Это ведь христианство. Это ведь православная вера. «Христианство можно уподобить превосходной обширнейшей гавани, в которой с одинаковым удобством могут приставать суда всех размеров и всех родов устройства. Находит себе приют в этой гавани и смиренный челнок рыбаря, и огромный корабль купца, нагруженный разнообразным товаром, и броненосный исполин, вооруженный бесчисленными средствами разрушения и смерти, и разукрашенная яхта царя и вельможи, назначенная для торжественных и увеселительных поездок. Христианство принимает в недра свои человека во всяком возрасте, во всяком состоянии и положении, при всяких способностях, при всякой степени образования: принимает и спасает»[42].
Тим помолчал. А потом улыбнулся. Как тогда в «Океане», словно они знали друг друга тысячу лет.
– Вот так и здесь. Просто взял и пришел. Уже был. Тебя не было.
Лина вздохнула. Она спросила лишнее. Как, что и почему – это внутреннее человека, и об этом не спрашивают. Просто идут рядом. Просто молчат. Пока догорает по крышам этот вечерний закат.
А еще она все равно ведь, наверное, знает. Просто Федор Ушаков не мог быть дураком. Одержал победу в 43 морских сражениях и ни одного поражения не потерпел. С отличием окончил Морской кадетский корпус в Петербурге. А еще Федор Ушаков был православным. Настоящим православным. Помнил Бога, ходил в храм, а на его кораблях всегда были такие порядки, что никогда никакого сквернословия или пьянства. «Все пережил этот великий человек – и войну, и смерть, и разлуку с Родиной, и славу, и забвение. Но всегда мог поднять руку в крестном знамении и, обратившись к иконам, сказать: «Слава Богу за все!»[43]. А Тим – он ведь Тим. Он должен был понять. «Если взрослые не идут, потому что они бараны (очень трудно баранов загнать в церковь), а человека убедить можно»[44].
Тим посадил ее на автобус. Подождал, пока двери закроются, и пошел в свою сторону. Лина поглядела в окно. Устроилась на сиденье поудобнее. Сейчас домой. Еще прочитать правило. Случайная встреча. Случайный путь вместе. Как в «Океане». Случайно оказались рядом – и снова уже сами по себе. Кто там, что там – уже только пожать плечами. Махнуть рукой. Но это был март.
Это был март. Сырой владивостокский март. Словно эти строчки у Блока:
Они полюбят друг друга. Осталось немного. Совсем немного. Остался – май. Май, как песня:
Но они уже полюбили. Пока был март… Пока был «Океан»…
Глава 13. Как Кай и Герда
Это был словно праздник, когда после зимы наступал наконец апрель, потом май. Потому что становилось тепло, конечно, не совсем тепло и не сразу, но это все равно была весна. И теперь можно было подолгу гулять по набережной пляжа и не мерзнуть. Лина любила море. Море заменяло ей все: подружек и мечты, прерии из книжек и паруса – тоже из все тех же книжек. А школьные подружки оставались школьными подружками и почему-то не оставались для души, и мечты – это была какая-то глупость и слабость характера, всегда говорил папа, а она была любимой папиной дочкой и просто гуляла у моря. «Благословите, моря и реки, Господа»[46], – шептала Лина или какой-нибудь псалом. И закалывала светлые локоны, чтобы не трепал ветер. Конец апреля – начало мая: это было лучшее владивостокское время. На все лето – и до октября.
42
Игнатий Брянчанинов. Аскетическая проповедь. Поучение в Неделю антипасхи. О христианстве.
43
Моисеенков Александр. «Святой Федор Ушаков: праведник в адмиральских погонах». Приводится по: