В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я: приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я – всё, в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, – улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок. Все было то же кругом; так же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; ее узор на фасаде здания сдвинулся и разросся.
Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье. Она стояла перед распятием… <…> – «О плавающих, путешествующих, болеющих, страдающих и плененных», – слышал, коротко дыша, Грэй. Затем было сказано: – «и мальчику моему…» Тогда он сказал: – «Я…» Но больше не мог ничего выговорить. Мать обернулась. Она похудела: в надменности ее тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращенной юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах – вот все. Но в эту минуту она жила сильнее и лучше, чем за всю жизнь. – «Я сразу узнала тебя, о, мой милый, мой маленький!» И Грэй действительно перестал быть большим. Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упреков и возражений, но про себя – во всем, что он утверждал, как истину своей жизни, – видела лишь игрушки, которыми забавляется ее мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли.
Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день, взяв крупную сумму денег, он вернулся в Дубельт и сказал капитану Гопу: «Благодарю. Вы были добрым товарищем. Прощай же, старший товарищ, – здесь он закрепил истинное значение этого слова жутким, как тиски, рукопожатием, – теперь я буду плавать отдельно, на собственном корабле». Гоп вспыхнул, плюнул, вырвал руку и пошел прочь, но Грэй, догнав, обнял его. И они уселись в гостинице, все вместе, двадцать четыре человека с командой, и пили, и кричали, и пели, и выпили и съели все, что было на буфете и в кухне.
Прошло еще мало времени, и в порте Дубельт вечерняя звезда сверкнула над черной линией новой мачты. То был «Секрет», купленный Грэем; трехмачтовый галиот в двести шестьдесят тонн. Так, капитаном и собственником корабля Артур Грэй плавал еще четыре года, пока судьба не привела его в Лисс. Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками»[55].
А еще когда-то в Северной Америке были прерии. Тоже – тоска… «Прерия как море – не отпускает того, кто познал и полюбил ее»[56]. Лина, конечно, никогда прерий не видела. Но знала по книжкам. Зеленая-зеленая трава, синее небо и много мужества, доблести и стойкости. Все как всегда. На Диком Западе – как на Диком Западе. Завтра все пропадет задаром, ни за цент и ни за копейку. Но он стоит молча и спокойно. Светлоголовый мальчишка со своими капитанскими погонами. Она тоже всегда хотела уметь также. Чтобы все и всегда – нипочем. Молчать. Просто молчать. «Слава Богу за все…»
Но прерий ведь больше нет. И кораблей с белыми парусами – тоже. Печаль. Тайная печаль всех случайных Ассолей и Грэев XXI века. Мир не поймет. Никто не поймет. Но Ассоль в той книжке у Грина тоже никто не понимал и крутили у виска. Просто мир любит свое. «Я передал им слово Твое, и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира» (Ин.17:14).
«Как и Я не от мира…»
Лина улыбнулась. Картинка сложилась. Хорошая, простая картинка. Прерий – нет. Парусов – тоже. Но есть православная вера. И жены-мироносицы. Как она столько жила и не понимала до конца? Православная вера – лучше. Любых парусов и прерий. «Господня земля и исполнение ея…» (Пс. 23; 1). «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2, 9). И не надо никуда ехать. Не надо становиться никаким юнгой. Никаким Шеттерхэндом. Просто бери и преодолевай себя. Или тогда убирайся с корабля. К «Розе-Мимозе», как сказал капитан Гоп. «Только смелым покоряются моря…»[57]
57
Из песни: «Капитан! Капитан, улыбнитесь!
Ведь улыбка – это флаг корабля!
Капитан! Капитан, подтянитесь!
Только смелым покоряются моря!» (В. Лебедев-Кумач).