Стремясь сделать Индонезию «политической Меккой» афроазиатских стран, Сукарно предоставлял Китаю широкие возможности для пропаганды своих «особых позиций» на многочисленных конференциях, проводимых по предложению Сукарно в Индонезии.
В памяти индонезийского народа и всех борцов против колониализма и империализма Сукарно остается человеком, который посвятил свою жизнь священному делу — борьбе за независимость родины. С его именем связаны подъем национально-освободительной борьбы индонезийского народа, достижение независимости и становление Индонезии как суверенного и независимого государства. Убежденный в своей непогрешимости, Сукарно нередко находился в плену заблуждений, совершал ошибки, которые оказывали негативное влияние не только на его личную судьбу, но и на судьбу всей страны. Неспособность до конца понять истинное положение вещей и пагубность этого курса способствовали тому, что Сукарно потерял опору в массах и был лишен власти.
Китайцы и атомная бомба
Как-то в конце 1956 года во время прогулки по Пекину китайские коллеги с большим удовлетворением рассказали мне, что в Пекин приехал из Америки крупный ученый-китаец, математик и физик[10]. По их оценке, его можно поместить в первую тройку крупнейших ученых мира.
В январе 1967 года в газете «Гримпсон», издающейся в университетском городке Кембридж (спутнике Бостона), на первой странице крупным шрифтом был набран заголовок: «Красный флаг над Гарвардом». Под заголовком — фотография: бронзовая статуя основателя университета Джона Гарварда. А над его головой — советский и американский флаги. Подпись была не менее броской: «Красные оккупировали университет? Нет, к нам приехал для выступления советский посол Леонид Кутаков».
Как, каким образом в университете, стоящем на верху иерархической лестницы американских учебных заведений, появился красный флаг? Гарвард — университет, где обучается правящая элита Америки, представители титулованной знати и правящих кругов многих зарубежных стран. Мраморная мемориальная доска в университетской церкви сообщала, что выпускниками Гарварда была по крайней мере дюжина американских президентов: Уильям Тафт, Теодор Рузвельт, Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди и др., не менее сотни министров и выдающихся сенаторов. Специальный отбор, высокая плата за обучение создают надежный барьер для «неподходящих» абитуриентов.
Почти 16 тысяч студентов и аспирантов обучают 3,5 тысячи профессоров и преподавателей. Свыше 5,5 тысячи сотрудников административного аппарата обеспечивают учебный процесс, помогают профессорам и научным сотрудникам в подборе материалов, проведении экспериментов, переводах с других языков и т. п.
В университете работает много известных ученых: экономист и социолог с мировым именем, автор десятков книг, блестящий публицист Джон Гэлбрейт, глава американского китаеведения Джон Фэрбенк, будущий государственный секретарь США Генри Киссинджер (он числился профессором университета вплоть до 1973 года), известный специалист в области атомного оружия Мортон Хальперин, крупный политолог и специалист в области разоружения Маршалл Шульман, отдельные курсы читал крупнейший на Западе теоретик в области международных отношений Ганс Моргентау и др.
Для проведения семинаров приглашаются профессора из других университетов США, а также из Англии, ФРГ, Франции и других стран. На кафедре славянских языков работал Р. Якобсон, тот самый, о котором когда-то упоминал В. В. Маяковский.
Университет располагает прекрасной библиотекой (8 миллионов томов), получает научную литературу из большинства стран мира. Предупредительные хозяева познакомили меня с главным каталогом библиотеки и показали карточки моих книг, вышедших в СССР и Японии.
Оставляя для другого случая описание интересных встреч с названными учеными, остановлюсь лишь на беседе с профессором Мортоном Хальперином.
Я выступал с лекциями о внешней политике СССР. Беседовал с рядом специалистов по вопросам разоружения. Пригласившие меня в университет профессора полагали, что для меня представят некоторый интерес беседы с М. Хальперином. Стены большой комнаты, рабочего кабинета Хальперина, были увешаны цветными фотографиями атомных взрывов, снятых с разных точек и в различных масштабах. Вздыбившиеся в атмосферу атомные грибы взрывов были окрашены в кроваво-красный цвет.
— Это фотографии двух китайских взрывов, — пояснил профессор. — Я как раз работал тогда над книгой о китайском атомном потенциале[11]. Кстати, я хотел вас спросить. Вчера на лекции вы сказали, что Советское правительство выступает против распространения ядерного оружия. А как вы относитесь к этому? — И он показал на цветные фотографии.
— Советский Союз, — ответил я, — занимает принципиальную позицию и не меняет ее в зависимости от обстоятельств. Мы за нераспространение ядерного оружия в качестве первого шага. В более широком плане Советский Союз за запрещение ядерного оружия и его уничтожение как наиболее варварского вида оружия, угрожающего судьбам человечества. Соответственно мы не можем одобрять и эти взрывы. Это новый и опасный шаг по пути расползания термоядерного оружия.
— Насколько можно судить по этим фотографиям, — сказал Хальперин, — китайцы на начальных стадиях овладения ядерным оружием. Их взрывы напоминают по силе бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. На начало 1967 года США произвели около пятисот испытательных ядерных взрывов, СССР — около трехсот, Франция — тридцать. Так что китайцам понадобится немало лет для отработки бомбы и превращения ее в эффективное оружие. Китайцы, по-видимому, приступили и к исследованиям в области водородного оружия.
— Как получилось, что китайцы сумели создать собственное ядерное оружие? — спросил я. — Я, например, не нахожу ответа на этот вопрос. Десять лет назад я был в КНР. Общий уровень развития науки и техники в Китае, так же как и теоретической мысли, насколько я был информирован, был значительно ниже передовых государств.
Хальперин ответил не сразу. Поколебался. Потом сказал:
— Принципиальная схема создания атомного оружия, как известно, не представляет секрета. Вопрос в технологии. Можно допустить, что китайский ученый, работавший в США, в университете в Беркли, и каким-то путем оказавшийся в Китае, оказал помощь своей стране в создании ядерного оружия.
Мне вспомнился этот разговор спустя несколько месяцев, на другом краю Американского континента.
Весной 1967 года по приглашению председателя Национального совета по американо-китайским отношениям профессора Р. Скалапино я оказался в Беркли, небольшом университетском городке — спутнике Сан-Франциско. В совет наряду с учеными входили представители деловых кругов запада и востока США, включая таких видных деятелей, как президент «Чейз Манхэттен Бэнк» Д. Рокфеллер, президент компании «Пепси-кола» Кендалл и др. Основное население городка — студенты, преподаватели, научные сотрудники.
В США принято выводить университеты за пределы больших городов, создавать для них специальные «кампусы» (дословно: «лагеря»), изолировать от общественно-политической жизни крупных центров страны. Однако молодежь в США, как, впрочем, и в ряде других капиталистических стран, не раз выступала в авангарде различных антиправительственных волнений: против войны во Вьетнаме, против вторжения американских войск в Камбоджу в 1970 году, за запрещение атомного оружия и т. п.
Бурные, стихийно возникавшие и плохо организованные выступления молодежи все же доставляли немало хлопот губернаторам и федеральной администрации. Студенты захватывали здания университетов, строили баррикады, вступали в стычки с полицией и войсками. Не раз студенты, искренне верившие в принципы буржуазной демократии и свободы, были жертвами полицейского произвола и насилий со стороны реакции.
В университете в Беркли, который являлся частью Калифорнийского университета, в то время было около 40 тысяч студентов и свыше 5 тысяч профессоров, преподавателей и научных сотрудников. Калифорнийский университет куда более демократичен: плата за обучение в два-три раза ниже, чем в Гарварде; большинство студентов сами зарабатывают деньги и на пропитание, и на плату за образование. Среди студентов часто вспыхивали антиправительственные выступления: студенты требовали прекращения вьетнамской авантюры. Кое-где висели обрывки лозунгов, а на стенах зданий университета и в городе виднелись полустертые надписи: «Вон из Вьетнама», «Долой грязную войну» и т. д. На тротуарах города группками сидели хиппи: с длинными волосами, в невообразимо ободранных джинсах, некоторые босиком, несмотря на довольно прохладную мартовскую погоду. Девицы и парни лениво перебрасывались замечаниями. У книжного магазина двое давно не бритых, заросших парней перебирали струны гитар и вполголоса что-то напевали. Была эпоха расцвета хиппи — стихийного протеста молодежи против буржуазного истэблишмента, бездумного делячества, погони за долларами, пошлости и мещанства, бессмысленных смертей в джунглях Индокитая.
10
Позднее я узнал, что в конце 60-х годов в КНР вернулось из США около 100 крупных ученых в области физики и математики.