Все эти дни, пока отряд двигался до Лихолесья, орки не давали о себе знать, вообще никто не давал о себе знать – двухдневный переход был потрясающе мирным. Бильбо даже пособирала крупные полевые цветы, которые попадались вдоль малохоженной тропки, и наплела из них венков – себе, своей лошадке и слишком шумному Кили, который постоянно лез то посмотреть, то помешать: Взломщица не выдержала и, когда он в очередной раз подсунул голову ей под руку, взяла его в захват, прочно умостив венок на голове. Кили, впрочем, нисколько не обиделся и гордо разъезжал в цветочном украшении вплоть до вечерней стоянки.
Бильбо было невдомек, что так активно Кили лез под руку (в том числе и буквально), чтобы проследить за процессом создания венка - в голове молодого гнома никак не укладывалось расплетение ухаживательной косички. Кили готов был увидеть просто связанные в узелки стебли, ибо единственный вариант, которым младший принц мог для себя объяснить расплетение косички - банальное неумение эту самую косичку плести! Однако, разглядев ловкие манипуляции хоббитянки с цветочными стеблями, Кили нехотя отбросил самый правдоподобный и подающий надежды вариант.
Следующим в списке версий значился маловероятный казус - волосы у Торина расплелись сами, недаром же он их так крепко держал, когда соглашался! Впрочем, Кили признавал, что правдоподобность этой версии стремится к нулю - он сам довольно часто, особенно в детстве, пробовал дядю заплетать (особенно - когда дядя спал, зато дядя очень быстро просыпался и сразу же становился очень бодрым, глядя на плоды стараний Кили), и уже тогда запомнил, что как раз расплести или, вернее сказать, распутать жесткие Ториновы волосы было достаточно сложно.
Третья версия, самая маловероятная на пристрастный взгляд младшего принца, позволяла предположить, что Торин не нравится Бильбо просто ни капельки, как озвучила сама хоббитянка. Однако принять это объяснение Кили не мог ни в какую. Ну как дядю вообще можно не любить? Даже ни самой малой капельки? Кили не верил, а когда потихоньку обсуждал сложившееся положение с братом, поймал отражение своего неверящего взгляда от Фили - такого просто не бывает!
Слова хоббитянки о незнании элементарных и необходимых обычаев, то есть обычаев брачных, всколыхнули в душе молодого гнома лукавое недоверие - да Взломщица просто прячется от сложного решения за выдуманным незнанием! Как будто можно свататься без косички! Глупость какая-то!
И хотя Кили даже не думал Бильбо за такое поведение осуждать - благодарность за обработку Торинового ранения перевешивала любые хоббитячьи причуды - но склонен был думать, что даже для поведения в ситуации подтверждения ухаживаний поступки разведчицы смотрелись излишне экстравагантно.
Таким образом, все рассуждения указывали на невозможность возникшей ситуации, однако ситуация продолжала существовать и длиться. Кили активно переживал за дядю - Торин был мрачнее тучи - искал способ помочь и остановился в этих поисках на варианте обучения Бильбо ухаживательному плетению. Чтобы в следующий раз Бильбо могла заплести дяде косичку как следует. Разумеется, обучение проходило на цветочных стеблях, счастливо миновав вариант расчесанной гривы пони, который неосторожно предложила Бильбо. У Кили вовсе не было желания вновь будоражить еще не вполне выздоровевшего Торина. Хоббитянке стоило отдать должное - сориентировалась она быстро и перестала предлагать явные глупости.
Приключение шло своим чередом, в такт мелким шагам Беорновых пони, Кили рвался научить разведчицу новым способам плетения венков и единственное, что портило идиллическую картину этого перехода, состояло в том, что необходимость общаться с Торином никуда не делась, но его (вполне законная) обида не прошла, а Бильбо преследовала некая неловкость. Вот если бы ситуация была боевой, с тоской размышляла хоббитянка, на лишние мысли не осталось бы времени и эта тягостная неловкость отпустила бы её в момент. Уже на последнем привале перед въездом в Лихолесье мисс Бэггинс ещё раз обновила пластырь на монаршей голове и не удержалась – осторожно провела рукой по Ториновой гриве, маскируя жест под случайный. Кажется, он ничего не заметил.
Торин, двое суток волновавшийся о предстоящем въезде в Лихолесье, о преследовавшем их звере, о пристрастии Кили к цветочным украшениям – обо всем том, что действительно не могло подождать – сейчас старался даже не дышать громко: а вдруг Взломщица передумает обрабатывать рану на голове и уйдет? А уж этот её случайный жест! Торин прикрыл глаза, запоминая ощущение, но в целом постарался ничем не выдать своего настроения. Кажется, она ничего не заметила.
Комментарий к Глава десятая, или Дары и отдарки
Эта и следующая главы как по заказу вышли не очень длинными, поэтому продолжение будет уже завтра :D
========== Глава одиннадцатая, или Магия леса ==========
На границе мрачной чащи лошадок пришлось распрячь и навьючить вещи на себя, при этом Торин отрядил в помощь мисс Бэггинс своих бойких племянников, так что большую часть припасов с её пони взяли именно они. Бильбо тряхнула кудряшками и подумала, что путешествие в Компании всё же до странного приятная вещь. Особенно – в приятной компании!
Несколько омрачил её радость Гэндальф, который заявил, что встретит их на отрогах Одинокой горы, а до тех пор им надо двигаться дальше самостоятельно. От такого поворота в восторг, понятное дело, не пришел никто, и Дубощит снова выглядел на редкость мрачным. Даже Фили и Кили, казалось, подрастеряли свою энергичность. С таким дурным настроем они двинулись в зачарованную чащу, и, разумеется, чаща не преминула этот настрой оправдать.
Тропа выглядела просто кошмарно – уж на что разведчица была опытным следопытом, но сходить с дороги не хотелось и ей: странной формы изломанные и скрюченные деревья наводили на мысли о темном характере леса, мелькающие иногда спины черных белок создавали ощущение присутствия тут мрачных духов, находящихся за границей зрения, а вздрагивающие от прыжков тех белок ветви только усугубляли впечатление от царящей кругом давящей тишины. Да, думала Бильбо, Лихолесье явно в полной мере заслужило своё название!
И во всем отряде не было того, кто бы с ней не согласился – гномы пребывали в тревоге и смятении, владение лесных эльфов, давних соседей и деловых партнеров, выглядело так, что никаких дел с этими эльфами иметь больше не хотелось ни за что и никогда в жизни.
По мере того как Компания продвигалась все дальше, дневной свет мерк – а они вступили в лес на рассвете и ещё не прошло даже четырех часов! – зато чернота и сумеречность играли тут новыми красками. Множеством, прямо-таки непостижимым множеством оттенков серого. Бильбо поёжилась и начала думать, что прощальный дар Беорна был не таким уж и бесполезным – даже без учета магических свойств фонарь мог им пригодиться попросту как источник света.
По прикидкам хоббитянки прошло уже время не только обеда, но и ужина, когда они остановились на первый привал под кронами Лихолесья, однако она испытывала острое желание не пристраиваться на отдых, а продолжать идти – выбраться из чащи хотелось больше, чем восстановить силы. Впрочем, оглядевшись, мисс Бэггинс поняла, что привал как раз жизненно необходим – гномы переносили здешнюю атмосферу явно хуже, чем она, да и её груз был несколько меньше, поэтому многие сейчас просто повалились на землю, и только самые стойкие принялись за обустройство стоянки.
В этот вечер Оин и Бильбо, посовещавшись, приняли решение напоить весь отряд травяной настойкой, снимающей усталость, и вообще стараться держать Компанию в бодром расположении духа – враждебной и тёмной силе Лихолесья надо было сопротивляться всеми возможными способами.
Чем дальше от опушки заходили гномы с хоббитянкой, но без волшебника, тем тревожнее делалась обстановка и смурнее – сами вынужденные путешественники. Лес угнетал, давил и пытался подчинить своей недоброй воле.
Гномы один за другим испытывали на себе это влияние – периодически кто-то пытался свернуть с тропы, бедолагам казалось, что там можно срезать, кто-то видел проблеск Долгого озера между ветвей, но или Взломщица, не терявшая бдительности, или кто-то из ближних гномов (чаще прочих ими оказывались Фили с Кили и сердитый Торин) успевали оттащить товарища от края дороги.