Поэтому волшебник воспользовался очередным схождением траекторий Торина и Бильбо и выцепил последнюю на разговор, уже побаиваясь возможных результатов. Так как духовным образцом дракона уже стал Торин, а если обогрела яйцо сама Бильбо, то детеныш станет похож на неё видом и привычками. Такая гремучая смесь в возможной драконьей наследственности Гэндальфа не очень радовала.
Разговор с разведчицей одновременно подтвердил и опроверг худшие опасения мага: яйцо она нашла и пристроила в местечко потеплее, но теперь снова потеряла и не могла обнаружить уже полдня, с тех пор, как оставила его под колонной в сокровищнице.
Вот тут Гэндальф совсем растерялся: сокровищница была проверена им много раз! Похоже, драконье яйцо за последние сутки находила не только Бильбо!
Как раз подошло время обеда, и Гэндальф стал приглядываться к собирающимся гномам: Торин, еще немного морщась от боли в подживающей руке, тем не менее крепко удерживал в ней ложку и продолжал советоваться с Балином, а тот имел вид по обыкновению хитрый, но без каких-то новых нот. Ори с Фили и Кили что-то обсуждали совсем-совсем тихо, поэтому маг подумал было на них, но тут Тауриэль с Бильбо стали заносить и расставлять тарелки, Кили смолк на полуслове и покраснел, Фили пихнул еще договаривающего Ори в бок - они тоже замолчали. Ну, тут, без сомнения, дела сердечные.
Нори хмуро оглядел обеденный стол и обыкновенные деревянные походные столовые приборы, а потом, настороженно оглянувшись, вытянул из рукава ложку очевидно эльфийского происхождения и с довольным видом принялся за еду. Дори, подозрительно оглянувшись (Гэндальф весь подобрался), перехватил у Бильбо поднос с чашками, а потом долил что-то в одну из собственной фляжки с самым заговорщицким видом и поставил именно эту перед все ещё занятым разговором королём. Гэндальф осторожно принюхался - опять ромашка.
Бомбур был без сомнений занят только едой, Бифур и Бофур обсуждали что-то на кхуздуле, Гэндальф настороженно прислушался, с облегчением отметив, что после древнего наречия современный кхуздул распознавался очень легко. Бифур и Бофур однако не обсуждали ничего касающегося драконов, их занимало строительство стены на месте ворот да общие разрушения, появившиеся тут после Смауга. Кажется, они пытались прикинуть, что должно быть восстановлено в скорейшем порядке.
Оин и Глоин обсуждали самые полезные на данный момент вещи в сокровищнице - разнообразные инструменты и доспехи, одно им нужно сейчас, а другое - в самом ближайшем времени. Оин также собирался расчистить старую аптеку и провести там учёт - что еще могло бы послужить лекарством, а что годится уже только на выброс. Тауриэль и Леголас общались на тему - что вкладывает в понятие “измена” Владыка Лихолесья и можно ли будет капитану стражи вернуться на родину. Обсуждалась такая непростая тема, разумеется, на эльфийском, и, что странно, на собственном невозвращении настаивала как раз сама опальная эльфийка. Маг решил подумать над этим позже.
Гэндальф почти отчаялся найти виновника исчезновения драконьего яйца - ни в ком из присутствующих не чувствовалось фальши - когда в столовую зашел Двалин. Мрачный и удовлетворенный Двалин.
Маг тут же подошел к младшему Фундину, постаравшись задать вопрос как можно тише, но голос от волнения возвысился и в итоге вся столовая пораженно замерла, когда Гэндальф воскликнул:
- Что ты сделал с драконьим яйцом?! - поймал на себе вопросительные и удивленные взгляды, недовольно хмыкнул, продолжил, уже обращаясь ко всем: - Кто-то видел в сокровищнице драконье яйцо? Кто-то кроме Двалина? Нет? Тогда можете возвращаться к еде!
Однако несмотря на особое и неподдельное чувство, прозвучавшее в словах мага, невероятную убедительную силу и общий посыл высказывания, к еде возвращаться присутствующие и думать забыли. Вместо этого - загомонили все разом, создавая неповторимую какофонию из синдарина с кхуздулом вперемешку со всеобщим языком, да впридачу, сопровождая самые доходчивые (но не до конца понятные) слова не менее доходчивыми (но до конца понятными) жестами. Разведчица, кажется неосознанно, нервно сгибала, гнула, мяла металлическую и теоретически весьма прочную ложку.
И лишь Двалин сохранял пугающее спокойствие.
Только когда гномы и эльфы стали повторяться, а Бильбо успокоилась, удивленно разглядывая собственноручно смятую в бантик ложку, Гэндальф опять напомнил всем, кто тут маг и знает, как разрешать всякие сложные вопросы:
- Итак, Двалин? - гном зыркнул в ответ немного сердито, но под взглядами заинтересованных и не на шутку встревоженных товарищей отчетливо сдал в непоколебимости. Гэндальф грозно нахмурился, ворчливо продолжил: - Что же ты сделал с яйцом? И почему не посоветовался со мной?
… Вероятно, это был не самый подходящий вопрос, потому что уже почти присмиревший Двалин снова вскинулся, борода его встопорщилась, мощные руки сжались в кулаки, а глаза засверкали пуще прежнего.
- Ты, Таркун, хочешь знать, что я сделал с драконом? С его проклятым потомством? Ты хочешь знать только это, Таркун?! А что Смауг сделал с целым королевством гномов, ты знать не хочешь?!
Говоря, Двалин распалялся всё больше, и Компания невольно затаила дыхание: воин редко позволял себе даже повышать голос, не то что кричать на магов. Торин начал медленно подниматься со своего места. Глядя на него, потянулся встать и Балин, но младший Фундин не замечал никого и ничего. Свирепо сверкнув глазами, он оглядел всю столовую, остановившись на ошарашенном Торине и обеспокоенном Балине:
- Вы тоже хотите знать, что теперь стало с последним огнедышащим ящером? - и замогильным голосом произнес: - Так я вам покажу!..
Двалин резко развернулся на пятках и широким шагом отправился в сторону сокровищницы и плавилен. Все присутствующие, даже растерявшийся Гэндальф, переглянулись, а после - не сговариваясь, скрестили взгляды на подгорном короле. Торин всё ещё изрядно ошарашенно огляделся, кивнул своим мыслям и махнул всем на выход - за Двалином. Чего тут рассуждать? Тут разбираться надо!
Торин решительно тряхнул головой и первым отправился вслед за своим ближайшим другом. Сразу за Торином припустила отошедшая от шока хоббитянка, потом к процессии присоединился Гэндальф, за ним рванул Кили, за Кили - Фили, а там уже потянулись и остальные гномы. Легконогие эльфы замыкали шествие, а уж совсем последний Леголас с тоской оглядывался на остывающий суп.
Идти оказалось недалеко - всего пол-уровня и две витые лестницы от сокровищницы - так что Двалин если и успел успокоиться, то совсем немного; а удивление остальных еще не успело перетечь в раздражительность, восторг или желание пошутить.
Двалин остановился почти на краю лесов, вздымавшихся по боку громадного чана с медленно закипавшим со времени запуска плавильни золотом. Теперь золото было докрасна разогрето, и вся его масса - обманчиво мягкая, медленная, текучая и набухающая раскалёнными пузырями - плавно колыхалась.
Торин остановился в двух шагах от Двалина, выставил перед собой руки ладонями к другу, обозначая мирные намерения. Поймал взгляд Двалина и негромко, но все равно очень разборчиво даже в шуме плавильни повелел:
- Объяснись.
Двалин еще раз свирепо зыркнул на серого уже не только по прозвищу, а как-то вообще побледневшего мага, прикрыл глаза на секунду, выдохнул сквозь зубы и потом отчеканил, глядя лишь на Торина:
- Что-то позволило Смаугу отложить яйцо! Эребору хватит проблем с драконами! Ты пострадал от простого соприкосновения даже с мертвым драконом! - Двалин снова прервался, чтобы успокоить дыхание. Продолжил спокойнее: - Поэтому я и решил обезвредить гадину навсегда - отрыл яйцо, вынес из сокровищницы и бросил в этот чан. В кипящем металле правды больше, чем в металле застывшем, тут никакой гадине не продержаться.
Гэндальф как-то совсем слился цветом со своей хламидой и вопросил:
- Так ты что же, мстящий гном, бросил дракона в самый жаркий огонь Эребора своей рукой? - в голосе мага сквозило непонятное отчаяние.