В сказе «Дорогое имячко» повествуется о давних временах, когда на месте Гумешевского рудника жили «старые люди». Отношение их к золоту передается так: «Крупинки желтеньки, да песок, а куда их? Самородок фунтов несколько, а то и полпуда лежит, примерно, на тропке, и никто его не подберет. А кому помешал, так тот его сопнет в сторону — только и заботы».
Все это сказано словно под музыку. «Только и заботы»,— тоном мудрого равнодушия к золотому камню произносит сказитель, превратившись на минуту в одного из «старых людей». А сколько спокойного пренебрежения в словах «куда их?»!
Все изменилось, как только в этих местах появились казаки. «Время, конечно, военное — Сибирь — покоренье-то... Только золото, оно и золото. Хоть веско, а само кверху лезет... Раскрошили самородки на мелочь да и понесли купцам продавать. А уж таиться стали один от другого. Известно, золото».
«Только золото, оно и золото» — фраза тяжела, как самородный слиток, тяжела и зловеща. И сказана она тяжко, со вздохом, сказана бывалым человеком, который изведал не только коварную приманчивость и роковую силу «золотишка», но и беды, которые оно приносит. Охотников до уральского сокровища становится все больше и больше. «Золото-то человеку, как мухе патока», — с печальной иронией произносит сказитель. Но к концу печаль словно испаряется и слово наполняется мажором: «Ваше дело другое. Вы молоденькие. Может, вам и посчастливит — доживете до той поры.
Отнимут, поди-ка, люди у золота его силу. Помяни мое слово, отнимут!»
В коротком сказе воспроизведена народная философия отношения к презренному металлу, и воспроизведена она главным образом музыкой фразы.
Выразительная сила этой музыки огромна. Бывает, что в беседе для передачи сложной, запутанной мысли проговариваются нелепые, сами по себе ничего не выражающие слова, проговариваются только как повод, только для того, чтобы музыкой этих слов донести до слушателя невыразимое чувство, эмоцию. Так, в одном из сказов, например, точно схвачено и передано сложное чувство длительности течения времени, долгого, тоскливого ожидания: «В осенях ушел так-то да и с концом. Вот его нет, вот его нет...»
Музыка живой речи, своевольничая, доходит иногда до того, что на своей собственной, звуковой основе рождает новое выразительное слово. От горестного воздыхания «ох ти мне» в «Малахитовой шкатулке» появилось уральское словечко «охтимнеченьки». «Не охтимнеченьки прожил», — поясняет Бажов: значит, жил без горя и без забот.
Читателя почему-то не удивляет то, что, хотя в тексте и не расставлено нотных знаков, мелодия фразы воспроизводится им верно.
Бажовский сказитель никогда не вещает в пространство. Он адресует рассказ определенному, реальному слушателю. Не удивительно, что возле рассказчика постепенно вырисовывается и фигура внимающего слушателя.
Сказитель чрезвычайно чуток. Слушателя он не только видит, но чувствует его отношение к событиям, предвосхищает его вопросы, его реплики, его согласия и несогласия и на все это немедленно отзывается. Одно из мест сказа «Кошачьи уши» можно записать так.
Р а с с к а з ч и к. Поговорили так, разошлись.
С л у ш а те л ь. А Дуняха?
Р а с с к а з ч и к. А Дуняха что? Спокойно сторонкой по лесу до Сысерти дошла.
С л у ш а т е л ь. И никого не встретила?
Р а с с к а з ч и к. Раз только и видела на дороге полевских стражников. Домой из Сысерти ехали.
С л у ш атель. А она что?
Р а с с к а з ч и к. Прихоронилась она, а как разминовались, опять пошла...
Если убрать реплики слушателя, перед нами точная цитата, выписанная из сказа.
Основные черта слушателя легко просматриваются. Это человек местный, «нашенский». Северушка, Рябиновка, Гумешки ему известны. Места эти упоминаются запросто, без пояснений. Кроме того, он сказителю свой и по общественному положению, не начальник и не подчиненный. Вернее всего — рудничный рабочий. Упоминая, что пещеру «соком завалило», рассказчик называет металлургический шлак профессионально — «соком», уверенный, что его поймут. А кое-что касательно истории или прежнего уклада жизни приходится разъяснять: «...велел в пожарную отправить — пороть, значит». Видимо, слушатель моложе сказителя, и сильно моложе. А самое главное, оба они — классовые единомышленники: оба с одинаковой ненавистью относятся к притеснителям и с одинаковым сочувствием — к трудовому народу. Сказитель без опаски открывает рабочие «тайности» и откровенно насмехается над барами и холуями. Он знает, что встретит сочувствие и верное понимание.