Теперь «Центральную» и «Прагу» купили у города, закрыли на полгода, сделали умопомрачительный ремонт — никаких даже турок близко не подпустили, аж финнов выписали — и с невероятной помпой открыли заново. В «Праге» отмечали что ни попадя почти каждую неделю, а «Центральная» стала у нас чем-то вроде ведомственной гостиницы — там, а не в «Национале» или «Метрополе», селили самых важных иногородних контрагентов.
Ну и москвичи, бывало, заглядывали. Мне что ни день — звонки: на такую фамилию забронируй на сутки, на сякую. Дело понятное, все люди… фамилии разные встречались, попадались и знакомые, звучные, был там у нас люкс специальный на такие случаи.
Мне от этой «Центральной» — одна непрерывная головная боль. То кто-нибудь перепьет, то драка какая-нибудь, то уедут, не заплатив. Один клиент наш, американец, здоровенный такой блондин довольно хабалистого вида — тот вообще не нашел ничего лучше, чем пойти через дорогу в Night Flight, привести оттуда девок и, мало того что устроить дебош, но еще и обмочить весь люкс.
Где вы нашли этого козла? — спрашиваю у Ильи. Сам, отвечает, нашелся, приехал к строительным проектам принюхаться, носится еще с идеей конкурс красоты в Москве устроить.
Да, говорю, конкурс красоты — это, похоже, его, но я тебя умоляю, снимите вы с меня эту «Центральную», борделем руководить — ну не мое это.
В «Праге» самые напряженные дни бывали, когда мэр приезжал на наши пьянки — раз в месяц обязательно, а то и чаще. Тут уж все на уши вставали, потому что благосостояние «Красной горки», все ее успехи и перспективы — вот просто все было завязано на этом человеке. Никто, собственно, особо ничего и не скрывал, и достаточно было внимательно выслушать пару тостов — мой любимый начинался словами: «Мы все знаем, что когда придут менты, Юрий Михайлович никого не сдаст…» — и воспоминания после пятой рюмки, чтобы узнать, откуда ноги растут.
Они росли из овощной базы в Мневниках, которой заведовал когда-то будущий мэр, а Аркадий туда поставлял зелень и помидоры. Там они и убедились в превосходных деловых качествах и обоюдной кристальной честности. И когда на смену овощам пришла московская недвижимость, они немедленно нашли друг друга, и взаимовыгодное сотрудничество продолжилось, как говорится, ко всеобщему удовлетворению.
Так продолжалось до девяносто восьмого. В тот год изменилось все. И навсегда.
В январе родился Давид. Я теперь несся с работы домой, как дикий конь, если только, конечно, не какие-то сверхважные переговоры или прием по такому существенному поводу, что пропустить его нельзя никак. И не в том было дело, что Юлька не справлялась, просто самому хотелось во всем этом участвовать — купать, кормить, выгуливать. Когда Давид засыпал, садились на кухне, я себе позволял рюмку, Юлька — нет, потому что кормила.
Я запомнил эту дату — 17 декабря. Здоровый детский сон пришел в тот день в неурочный час, и мы включили телевизор на кухне как раз к восьмичасовым новостям. Год выдался богатый на события, один августовский дефолт чего стоил, и нам казалось, что удивить нас уже трудно, но тут нам показали такое… мама дорогая, дорогая мама… не оторваться. Генеральный прокурор Российской Федерации в компании каких-то двух беспросветных шалав, и хорошо бы они еще просто выпивали и закусывали, но нет, дело дошло до дела — и все это во весь всероссийский телевизор, да в прайм-тайм.
Бл@ди, сказала Юля.
Не поспоришь, говорю.
— Я не прошмандовок этих имею в виду. А тех, кто его подставил и показывает теперь.
— А, эти… ну, тогда ты какое-то мягкое очень определение подобрала. Это, как я понимаю, они уже начали к следующим выборам готовиться, заранее, чтобы не суетиться потом, как в девяносто шестом.
— Думаешь?
— Да ежу понятно. Так-то у них все в целом схвачено, но вот этот любитель женской ласки хочет быть самостоятельным игроком, а позиция важная, генеральный прокурор все-таки — ну, отхотел, похоже. Интерьер, кстати, любопытный в этом кино…
— В смысле?
— В смысле — хорошо знакомый.
Вот этого мне говорить не стоило, но кто же знал.
Мина-лягушка, как известно, взрывается не сразу. Ты наступил на нее, но пока стоишь, ничего не происходит. Стоит сойти — и до свидания.
Мина взорвалась через три дня. Не успел с утра кофе выпить — звонок. Зайди, сказал Илья. Захожу, их в кабинете трое — Илья, Аркадий Самойлович и Тельман, начальник службы безопасности — человек без шеи и с двумя амбразурами вместо глаз. На столе перед ними — номер «Курьера» сегодняшний.
— Видел? — спросил Аркадий Самойлович, кивнув в сторону газеты, — ни тебе здрасьте, ни как дела.