— Ну ладно, не сердись. Все же хорошо в результате закончилось.
— Да, но все равно, милочка, так не делают.
— Прекрати! У меня от этого чесотка начинается! И поняла я уже все, поняла. Вообще-то, кое-кто мог бы обратить внимание на мою юбку и на то, что пуговицы на блузке я застегивать не стала в ожидании кое-кого…
Это нам так казалось. Что хорошо все закончилось.
И не без оснований казалось. Месяца не прошло, вызывает меня Аркадий Самойлович на разговор. Один на один. Часа полтора мы просидели, было что обсудить.
— Вот, смотри, — сказал он, — какая нарисовалась картина. Эта вся бодяга с «Центральной» закончилась, слава богу, без последствий — если не считать, конечно, прокурора, но это не наша забота. К нам претензий нет. Мало того, есть благодарность, что все прошло удачно, хотя и с помарками. И к тебе тоже люди пригляделись, раз уж ты на глаза попался, и ты понравился — хороший, говорят, парень, вызывает доверие.
— Кто говорит, что за люди?
— Ты слушай, не перебивай, и помни — не всё твоего ума дело. Пока, во всяком случае. Короче, вот про что базар. Есть серьезные люди, у которых возникла потребность, и она долгосрочная. Их бабкам — тоже серьезным — здесь становится тесно. Даже мы с нашими объемами не можем им уже ничего предложить особо интересного. А бабло не может лежать просто так, оно протухает, его надо инвестировать. Не говоря уже о том, что в таких объемах его здесь демонстрировать не с руки, могут возникнуть ненужные вопросы. Поэтому оно должно отсюда исчезнуть, всплыть в другом месте и там работать. Понятно излагаю?
— Понятно. Только я здесь где?
— Вот, тут мы переходим к тебе. Нам нужен боковик — дочка, по сути, красногоркинская, но с наглухо обрубленными концами, — чтобы никто ниникогда, даже если сунут нос, родства нашего не обнаружил. Никакими бумагами, контрактами там всякими и договорами, такие вещи, Володя, не решаются. Все, в конце концов, стоит на людях. Есть порядочный человек, можно ему доверять — будет дело. Нет — ищи другого. Вот ты, по нашим понятиям, такой человек — Илюшин друг, и вообще. Ты сколько уже с нами?
— Шестой год.
— Ну, значит, много чего видел — в курсе, в общем, как реальная жизнь устроена.
— В общем, да.
— Предложение к тебе, значит, такое. Вот эту всю суету, которую мы на тебя здесь взгромоздили, заканчиваешь, сдаешь дела и начинаешь самостоятельный проект. Где, как, чего, регистрация и прочие подробности — не парься, это все сделают без тебя. От тебя нужно одно — имя. И ответственность, конечно. Ты отвечаешь передо мной, больше не перед кем, я — перед партнерами.
— Понимаю.
— Еще одно. Но важное. Компания здесь — это полдела. Но кто-то эти суммы должен принять на том берегу и аккуратно сложить в хорошем месте. Поэтому тебе предлагается отсюда свалить. Хорошее место — это Нью-Йорк. Твоя задача — такая же доверенная компания там. Ты переезжаешь с семьей, естественно, обустраиваешься, при этом вся материальная сторона дела — переезд, жилье, машина, страховки, прочее, — все это мы берем на себя. Мало того, поскольку ты становишься теперь топ и такой важный для нас человек, то как только ты соглашаешься, тебе на счет падает сумма, которая человеку твоего уровня позволяет не отвлекаться на всякую мелочевку.
— Но иностранец же не может на себя завести американскую компанию, Аркадий Самойлович.
— Правильно, не может. Именно поэтому тебе и предлагаются такие условия. Придется поменять гражданство. Поэтому, кстати, и выбрали тебя: метрика, надеюсь, у тебя сохранилась, где записано, что родители твои — жертвы антисемитизма в СССР? И в нынешней России ты испытываешь дискомфорт — баркашовщина всякая поднимает голову, то да се…
— Должна где-то валяться…
— Не найдешь — скажешь, поможем быстро восстановить. А с таким документом плюс некоторые рекомендации, которыми мы тебя снабдим, гражданство ты получишь, не сомневайся.
— Да, но все это как-то неожиданно… и вообще…
— Бывает, в жизни что-то неожиданное случается, а потом приглядишься — оказывается, всё закономерно. Да понимаю я тебя, конечно, так резко все поменять — дело непростое. Но ты же молодой человек, и то, что тебе предлагают, — это перспектива, она еще твоих внуков кормить будет. Гражданство поменять боишься? А почему? Мир же другой стал, чем дальше, тем больше, все эти границы — чистая условность. Что тебя здесь держит — ну не березки же?
— Да нет, разумеется, просто… не знаю. Но в любом случае мне надо посоветоваться.
— Вот тут я тебя понимаю. И это очень правильно. Я тоже никогда серьезных решений не принимаю, пока с Эмилией не обсужу. Удивительная женщина. На тебя, кстати, она первая обратила внимание тогда на свадьбе — смотри, говорит, какой хороший еврейский парень.