— Да. Лучшая Юлькина подруга, они вместе в «Курьере» работали.
— Она ее и сдала. За небольшие, кстати, деньги. Но сейчас речь не об этом. Если будут настаивать, сказали эти люди, есть и другие способы убеждения — попроще, погрубее. И последнее. Вот это подпиши.
Я взял два бланка, который протянул мне Аркадий. Это были нотариально заверенные согласия. На изменение состава учредителей Universal LLC. И на развод.
Это, сообщил он, у них называется — двойная страховка.
28.02.2018
«…меня вынудили к этому с помощью шантажа.
Когда мне было столько же примерно лет, сколько тебе сейчас, я нарушил закон. Тебе это представить трудно, но ты постарайся. Был такой советский закон, который запрещал людям свободно продавать вещи, которые им принадлежали. Они могли это сделать только через государственные магазины по строго фиксированным ценам. Люди обходили этот закон, существовал черный рынок. Тех, кого там ловили, наказывали, как правило, штрафом.
Мне не повезло. Когда меня поймали за нарушение этого закона, мной заинтересовался один офицер КГБ — надеюсь, эта-то аббревиатура тебе знакома?
Сейчас все это может показаться смешным, но тогда, поверь, мне было не до шуток. Он угрожал, что вся эта история станет известна. Мало того что там, где я тогда учился, но еще и на работе у моего отца. И для меня, и для отца это означало конец всякой карьеры — раз и навсегда. Этот человек предложил мне сделку — я соглашаюсь тайно сотрудничать с КГБ, точнее, даю подписку, что согласен. А он взамен никого не информирует о моем правонарушении. Он обещал, что никто никогда не узнает об этой расписке, — она, якобы, нужна была ему только для продвижения по службе.
Прошло много времени, уже и КГБ прекратил свое существование. Ко мне действительно никто за это время ни разу не обратился, ни разу эта история не всплыла. И я решил, что все закончено и забыто.
Я ошибся. Именно этой распиской меня шантажировали двадцать пять лет спустя и заставили отказаться от семьи — от тебя и мамы. Когда я подавал документы на въезд в Штаты, на вопрос в анкете "Сотрудничали когда-нибудь с правоохранительными или разведывательными учреждениями иных государств?" я ответил "Нет".
Через некоторое время после того, как мы все переехали из Москвы в Нью-Йорк, мне продемонстрировали ту, двадцатипятилетней давности расписку. И предложили выбирать: или я соглашаюсь на все их условия, или моя расписка оказывается у американских властей, а это означает немедленную депортацию и меня, и всех, кто въехал в Штаты вместе со мной. При этом в силу некоторых обстоятельств возвращаться нам было некуда. Выбор у нас был небогатый — тюрьма или кладбище, ну, или мое сотрудничество…
И я согласился.
Правильно я поступил или неправильно — ты когда-нибудь решишь, если тебе вообще все это интересно. Сейчас не это должно тебя заботить. Все, что я рассказал, — только предыстория…»
2000
Три недели после того разговора в кабинете у Аркадия я пил. Или больше, время как-то потерялось…
Снял номер в гостинице «Бега» возле Белорусского вокзала, напротив как раз супермаркет маленький, дорогу только перейти. Потом в какой-то момент посмотрел на себя в зеркало — и перестал туда ходить. Дал денег администратору, мне всё в номер приносили. И приводили. Я думал, поможет. Не забыть, а забыться, заснуть хотя бы, хотя бы иногда и ненадолго…
Не помогало, только хуже становилось. Самое тяжелое время было — в четыре дня, когда в Нью-Йорке светает. Я представлял себе, как она просыпается, будит Давида, они завтракают — без меня… дальше я не мог, не выдерживал, хватался за бутылку.
Не помогало ни черта.
Какая-то из девок спросила однажды — ты чего так бухаешь на убой? Забыть, говорю, надо кое-что. Она спросила: хочешь дорожку занюхаем? Дай денег, сейчас привезут. Я только рот открыл, чтобы сказать «…давай поскорее…»,
но осекся. Подумал, что если поможет, ведь я тогда вот это тоже перестану вспоминать — как они просыпаются, завтракают…
…Года через полтора начало отпускать. Я себя заставил и перестал их называть по именам — Юля, Давид — они стали она и ребенок. Как будто посторонние… как будто…
Друзьям и общим знакомым сказал — не сложилось, расстались, вернулся, и не будем это больше обсуждать, ладно? Кто-то из них сочувственно посоветовал — собаку возьми. Я чуть опять не сорвался… Юлька о собаке всю жизнь мечтала, просто бредила, бернскую овчарку хотела. Я после этого случая телефон сменил. Кто понадобится — сам найду.