Мне в свое время щедро заплатили и велели молчать. Что я и делал много лет. И продолжал бы до сих пор.
Но все изменилось в тот вечер, когда ты пришел в гости к Маше и ее маме, та нашла мой телефон и мы с тобой поговорили. Произошло то, чего произойти не должно было, на что никто не рассчитывал. Но произошло.
Вот в чем теперь опасность для тебя и для меня. С того момента, как мы с тобой поговорили — а можешь не сомневаться, что разговор наш записывался — и ты назвал себя, они не могут гарантированно знать, как мы оба себя поведем. Они не знают тебя — будут теперь изучать, кстати. Они знают меня, но не понимают, как я буду реагировать на твое появление — пока не знают. И вот эта непредсказуемость нашего поведения, с их точки зрения — фактор риска, утрата контроля. Я мог бы рассказать тебе, как эти люди минимизируют риски, но, думаю, ты и сам догадываешься.
И вот теперь возникает главный вопрос: что со всем этим делать? К сожалению, на него нет общего для нас с тобой ответа. Я решил, что ты должен узнать эту мою историю. Не по каким-то другим причинам, а потому что она стала твоей. И угрожающей. Но я не могу тебе указывать, как действовать дальше. Могу только советовать. Ты можешь эти советы принять. Или игнорировать. Так же, как и всё, что ты от меня узнал.
Итак…
Первое. На мой взгляд, твое спасение только в одном — в огласке. Все услышанное тобой от меня должно всплыть и обсуждаться. Это не стопроцентная гарантия безопасности, но другой я не вижу.
Второе. Огласка избавит противника — давай для краткости называть этих людей так — от соблазна простого решения: нет человека, нет проблемы. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Третье. Этот ход создаст для тебя другую угрозу. Клевета — тяжкое обвинение в Штатах, мечта любого адвоката, не мне тебе рассказывать. Проблема в том, что у тебя нет достаточных доказательств, а главное — живого свидетеля. Этой записью заинтересуются журналисты, я надеюсь, и это уже неплохо для твоей безопасности. Но для разбирательства в суде этого мало. Какой-то человек, к тому же иностранец, рассказывает нечто фантастическое — этого не просто мало, а ничтожно мало.
Четвертое. Единственное, чем я могу тебе помочь, — и видимо, последнее — заключается вот в чем. Мы выводили деньги из России и отправляли их в Штаты по длинной цепочке офшоров и трастов, там они превращались в добросовестно купленную недвижимость и многое другое. Так вот, в конце этой цепочки находилась американская компания, которая принимала и вкладывала эти деньги. Ее название — Universal Services LLC. Дата регистрации — ноябрь девяносто девятого, учредитель — я. В двухтысячном она была перерегистрирована, скорее всего, не позднее октября. Новых учредителей я не знаю. Кроме того, у компании очень сложная структура владения — несколько слепых трастов в разных юрисдикциях. Но в ее архивах есть вся информация, которая может тебе помочь в отсутствии живого свидетеля. Это твой шанс. Слабый, но другого я не вижу.
Пятое. Твердо знай, с кем ты имеешь дело. Это люди глубоко аморальные, алчные и жестокие, к тому же, сейчас они страшно напуганы. Это делает их очень опасными. Но самая большая ошибка, которую ты можешь допустить, — переоценить противника. Знай, что ты имеешь дело с неумными, плохо образованными и, по большому счету, трусливыми людьми. Если и когда они придут, не пытайся с ними договариваться — они обманут. И не бойся их, как испугался когда-то я.
И последнее. Файлов, как ты помнишь, два. Второй — только и исключительно для тебя. Не делись им ни с кем и никогда.
И самое последнее. Теперь, когда ты все это знаешь, я имею право попросить тебя о главном. Пожалуйста, жалей маму и заботься о ней. Я этого сделать не смог.
Надеюсь, все это не звучит как завещание. Я обычный человек, и мне хочется жить. Удачи нам всем».
Маша расплакалась — навзрыд, закрыв лицо руками и горько всхлипывая.
— Ты что?! Ты что, перестань немедленно! Ты испугалась?
— Д-а-а… — отвечает сквозь сопли.
— Прекрати, пожалуйста, прекрати немедленно плакать. Нечего пока пугаться, может, вообще, всё это его домыслы.
— Н-е-е-т… — и рыдает без остановки.
— Что — нет? Ну нечего же пока опасаться, всё это разговоры.
— Я не боюсь! То есть боюсь. Ты теперь меня бросишь…
— Это еще что за паранойя?! Почему?!
— Потому что это все из-за меня, из-за нас с мамой — если бы она тогда не влезла со своими идиотскими воспоминаниями…
О, господи, кто о чем. Пошел, принес ей стакан воды. Как же думаю, ее успокоить?