Рыжика я нашла довольно быстро, буквально за соседней дверью, в небольшой по современному обставленной кухне в серых тонах, я бы даже сказала минималистичной. Макс встретил меня виноватым видом и, пожав плечами, заметил:
— Здесь только пельмени. Яйца и пельмени, больше ничего нет.
Холостяцкий набор, однако. Конечно, зачем разнообразить пищу, если основной едой планируешь сделать алкоголь?
- Я могу сварить. Будешь? — заботливо спросил он.
От его теплоты и безуловной нежности меня прорвало. Я кинулась к Максу и отчаянно поцеловала его. Мне казалось, что я целую его в последний раз. Что завтра утром все рухнет, рассеется, как дымка. Что я больше никогда не буду с ними обоими. Ни с одним из них.
— Я так люблю тебя, Макс. Я так люблю тебя, — шептала ему в лицо.
— Лёв… Лёв, — пытался остановить меня рыжик, но поддавался, не мог устоять. — Лёв, как он? О чем вы говорили? Лёв, ну чего ты? Я тоже тебя люблю, — мужчина неловко смеялся, уворачиваясь от моих губ. — Лёв, правда. Я хочу знать. Мне надо знать, Лёв.
Но я понятия не имела, что ответить. Я хотела забыться. Стать самой глупой, самой наивной женщиной на свете, я хотела чуда.
— М-а-акс! — из дверного проема донесся пьяный рев Ярослава.
Программист ввалился на кухню, жадно хлебая оставшийся в бутылке коньяк. Он упал перед нами на колени, покачиваясь всем телом: плечи и голова опущены, руки висят как веревки, очки косо сдвинуты, волосы по-панковски стоят торчком. Он поставил бутылку на пол, оттолкнул ее подальше, чтобы не разбить в порыве чувств.
— Прости меня, Макс. Я — полный дегенерат. Я — долбоеб. Я не должен был тебя обманывать. Я раскаиваюсь, Макс. Ты сможешь меня простить? Пожалуйста. Макс! — затараторил он не совсем членораздельно.
Его порыв был настолько искренним и прямолинейным, что я опустилась на колени рядом. Я тоже взмолилась перед Максом, сделала самые несчастные, самые честные-честные глаза на всем белом свете.
— Вы… Что вы делаете? Встаньте немедленно! — испугался рыжик, загнанный нами в угол. — Прекратите, ну. Это уже не смешно…
— Ты должен простить меня! — настаивал Ярослав. — Я не уйду, пока ты не простишь. Буду сидеть тут сколько понадобиться, слышишь?
— Да хватит! — вспылил Макс. — Встань немедленно! — ухватил друга за плечи, потянул наверх. тот покачнулся, потерял равновесие и повалился на Макса, оттолкнул его к кухонному гарнитуру, навис над ним, упершись в столешницу руками.
— Простишь меня, или я тебя поцелую, — перешел на шантаж Ярослав, замерев перед другом и впиваясь плотоядным взглядом в его лицо. Рыжик смутился, покраснел весь до кончиков ушей. Вспыхнул, широко раскрыл глаза и не смел двинуться. Губы Ярослава расплылилсь в ехидной ухмылке, показался клык у уголка губы. Он едва заметно приблизился. Я узнала эту ловушку: не раз трепыхалась в ее сетях и отлично знала, что битва для Макса проиграна заранее. — Считаю до трех, — самоуверенно предупредил мужчина.
— Ладно, ладно! — завопил рыжик и закрылся руками. — Я не готов! Я не готов, Ярый!
Ярослав расхохотался как умалишенный, сделал вид, что собирается приблизиться к другу, но в последний момент отстранился.
— Ты видела, Лёв? Он смутился. Он смутился! — подозрительно радовался программист, отступая ко мне и притягивая за запястья, унося меня кружиться в самом странном танце в моей жизни. Я тоже засмеялась в ответ, хотя сама абсолютно не понимала, чему.
Ярослав отпустил меня, подхватил бутылку, и изящным, насколько ему позволяло опьянение, жестом протянул ее Максу.
— Пей, — потребовал он.
— Не буду я! — возмущенно возразил рыжик.
— Пей! — настойчивей повторил друг. — Ты пожалеешь, если не выпьешь.
Опасаясь новых домогательств рыжик судорожно пригубил коньяк, тут же закашлялся от несоразмерного глотка.
— Пошли! — Ярослав по очереди взялся за наши руки и повел куда-то, словно своих чад.
Когда мы дошли, нет, скорее добежали, до просторной светлой спальни, программист повалил нас обоих на кровать. Невероятно мягкую, пахнущую свежестью с легким привкусом лаванды. Двухспальную кровать Андрея. Макс, не выпускавший из пальцев бутылку, отпил еще.