— Ну и как же теперь быть? — вызывающе спросил он. — Я имею в виду, что мало того, что мы оказались тут как в каменном веке, единственное человеческое существо в этих катакомбах, кроме нас, мало чем отличается от обезьяны, как же нам теперь разобраться, что делать дальше?
Мария, которая села на другом конце стола, пропустив между нами и собой два лишних стула, сердито наморщила лоб, но ей не хватило времени накопить запас смелости, чтобы дать Эду отпор, хотя было видно, что ей бы этого очень хотелось. Как только Эд глянул в ее сторону, она опустила глаза и, казалось, готова была провалиться сквозь землю или слиться с окружающей средой, как хамелеон. Она, как и многие люди ее сорта, в совершенстве владела психологической мимикрией, которая служила ей защитой.
— А я предлагаю вот что. Нужно просто порождать, пока приедет кто-то, кто нам все объяснит, — сказал Стефан. — Рано или поздно этот Флеминг явится.
— Флеминг? — Я с удивлением посмотрел на Стефана. — Хотел бы я на это посмотреть.
Мой вопрос сбил Стефана так же, как меня — его слова, потому что он ошарашенно смотрел на меня пять или даже десять секунд, потом пожал плечами и продолжал в очевидно рассерженном тоне:
— Я надеюсь, что нам все как следует объяснят. А то меня все это уже начинает смешить.
— Смешить? — выдохнул Эд. — Я бы не стал называть смешными события, произошедшие после нашего приезда.
— Однако это именно так, — упорствовал Стефан. — Я уже сказал это однажды и продолжаю настаивать: все, что случилось здесь, это какая-то инсценировка, не особенно удачная. Как спектакль во второсортном театре, балаган какой-то.
— Я очень об этом сожалею, — раздался голос от входной двери. — Я никогда не позволил бы себе испугать вас или рассердить. Однако дела, к сожалению, пошли слегка… не по плану.
Мы все обернулись к двери. Краем глаза я увидел, как испуганно вздрогнула Юдифь, а Стефан пораженно наморщил лоб, не удивлюсь, если за этим он пытался скрыть настоящий ужас. Все остальные просто смотрели на вошедшего.
Все это произошло очень быстро, и я видел все лишь краем глаза, не так подробно, как мне хотелось бы, а мне очень хотелось повнимательнее вглядеться в лицо мужчины, который появился в дверях и приближался к нам медленными, странными, неуверенными шагами.
— Право, я не хотел вас напутать, — повторял пожилой человек. — Мне очень жаль. И добро пожаловать в Грайсфельден.
Он приближался к нам. Его плечи были опущены, и это показывало, что он уже порядочно стар. Он был одет в темно-серый костюм-тройку, явно сшитый на заказ, однако видавший лучшие времена, и передвигался слегка шаркающей походкой, которая придавала ему вид совершенно ветхого, жалкого старца, хотя он в действительности таким не являлся. У него было худое, изборожденное морщинами лицо, но очень живые глаза и руки, которые когда-то были очень сильными, как лапы животного, да и сейчас еще производили впечатление очень сильных, несмотря на то что были совсем исхудавшими, состоявшими только из костей и жил, обтянутых кожей, из-под которой выступали голубые вены. Слева под мышкой он зажимал старомодную картонную папку, которые раньше использовали в конторах, а из нагрудного кармана его жилетки торчал черный с золотом колпачок авторучки «Монблан». После того как он педантично закрыл дверь за собой, он сделал еще несколько шагов по помещению, прежде чем резко остановился и начал нервозно осматриваться. И хотя я знал, что это вовсе не так, все равно он выглядел удивленным, как будто мы были самым невероятным, что только он ожидал здесь увидеть. Он выглядел почти беспомощно.
— Добрый вечер, — наконец сказал он.
Ему никто не ответил. Старик выглядел слегка разочарованным — он что, ожидал, что мы, как школьники, хором ответим «Добрый вечер!»?
Новичок откашлялся, пару секунд переминаясь с ноги на ногу, а затем начал демонстративно извиняться:
— Я должен извиниться за опоздание, однако…
— Хорошо, хорошо, — прервал его Эд. — Кто вы?
От неожиданности пришелец заморгал. На его лице возникло растерянное выражение.
— Я… ах… да, конечно, извините, — замямлил он. — Как нехорошо с моей стороны. Пожалуйста, извините, но я…
Он остановился. В это мгновение он выглядел таким беспомощным, что я почти пожалел его. Эд неодобрительно поджал губы, однако воздержался, слава богу, от замечаний, а Элен многозначительно подняла левую бровь и ограничилась этим.
— Фон Тун, — сказал чужак. — Господин фон Тун, можно без «фон». Мы же уже не в девятнадцатом веке, правда?
Эд закатил глаза.
— Да, — сказал он, — ну и кто…?
— О, да, конечно, — фон Тун, нервно переминаясь с ноги на ногу, чуть не выронил свою папку. — Я… ну… являюсь, то есть являлся, ассистентом господина Флеминга. Сначала Флеминга-старшего, а затем и Флеминга-младшего. Я был, ну, так сказать… — он подыскивал нужные слова.
— Мажордом? — предположил Эд, наморщившись.
Фон Тун выглядел еще более смущенным и беспомощным, но на этот раз он нашелся значительно быстрее.
— Управляющий делами, это будет точнее всего, — ответил он. — Господин Флеминг-младший поручил мне сопровождать его в этом путешествии. Первоначально он хотел прибыть сам, но это невозможно, к сожалению. Поэтому я постараюсь его заменить. Хотя я должен был понять, что…
— Стало быть, вы именно тот, кто нам, наконец, объяснит, что все это значит, — прервал его Стефан.
— По меньшей мере, я постараюсь, — ответил фон Тун. — Однако я сам… знаете ли, я уже три года на пенсии и помогаю только иногда, когда в канцелярии возникает необходимость, и…
Элен снова закатила глаза, а Юдифь, казалось, с большим трудом сохраняет самообладание. Однако у меня этот фон Тун вызывал лишь сострадание. Мягко говоря, от этого старика не приходилось многого ожидать. Пока он мялся и напряженно (и совершенно напрасно) подыскивал слова, я быстро встал, обошел стол и протянул ему руку.
— Думаю, мы должны сначала познакомиться, — сказал я. — Меня зовут Горресберг. Франк Горресберг.
— Я знаю, — фон Тун ответил на мое рукопожатие с неожиданной силой. — Я проинформирован. В материалах, с которыми меня ознакомил господин Флеминг, находились ваши фотографические снимки и краткие биографии.
Так, так. Фотографические снимки, значит. Я даже не могу вспомнить, где я в последний раз слышал это выражение.
— Мы хотели бы узнать нечто совсем другое, — ворчливо сказал Эд. Я, не обращая на него внимания, подхватил фон Туна свободной левой рукой под локоть, не выпуская его правую руку, и попытался усадить его на один из пустых стульев рядом с Марией. Он не сопротивлялся, но не сел, а положил на стол свою папку и тяжело облокотился обеими руками на спинку пластикового стула. Тонкая спинка стала гнуться под его весом, он выпустил ее и слегка испуганно выпрямился.
— Пожалуйста, господин фон Тун, — сказала Элен. — Мне не хотелось бы быть невежливой, но…
— Я понимаю, — фон Тун нервно закивал, то протягивая руку к своей папке, то снова ее отдергивая. — Хорошо. Я попытаюсь вам объяснить, насколько это возможно, — он снова откашлялся. — Позвольте узнать, о чем вам успел сообщить господин Флеминг?
— Практически ни о чем, — сказала Юдифь.
— Мы знаем только, что мы можем разбогатеть, — добавил Эд.
— Ну, как минимум, двое из вас, — ответил фон Тун. — А может быть, и больше.
— Как это понимать? — мрачно спросил Эд.
Фон Тун казался еще больше потерянным. Его руки мяли спинку садового стула, но, несмотря на это, у меня было чувство, что он втайне благодарен Эду за этот вопрос. Я редко встречал кого-либо, кто был бы так потерян, как этот господин в этот момент.
— Я вижу, что я должен объясниться, — вздохнул он, садясь на стул и одновременно доставая из своей папки стопку компьютерных распечаток. Другой рукой он достал из внутреннего кармана маленькие очки без оправы, которые он раскрыл ловким взмахом и водрузил на нос. — Канцелярия «Флеминг и сын» обслуживает по меньшей мере четыре поколения семьи Зэнгер, которые в прошлом имели владения здесь, в Грайсфельдене. Кто-нибудь из господ уже когда-нибудь слышал фамилию Зэнгер?