В холле гостиницы повисло странное, далекое от приятного настроение, пока мы ждали карету «скорой помощи», которая все не ехала, да и не должна была приехать, но об этом пока еще никто не знал. Никто из нас лично не был знаком с Флемингом, наше знакомство с ним было ограничено несколькими телефонными звонками и двумя-тремя письмами, и, судя по всему, я был тут не единственный, кто испытывал к нашему неизвестному благодетелю солидную долю недоверия. Я, как, впрочем, и все остальные, довольно спокойно отнесся к тому, что этот человек погиб на наших глазах. Все-таки люди довольно эгоистичные.
— У кого-нибудь есть предложение, что нам делать, если никто, кто мог бы заменить Флеминга, так и не появится? — спросил Стефан, потягивая пиво из своего (наверное, уже третьего, если я не ошибаюсь) стакана. Он обвел наши лица внимательным взглядом своих темных глаз, которые уже не показались мне такими пустыми и глупыми, как в первый раз. Однако, казалось, он не ждет ответа на поставленный вопрос. Гораздо сильнее было возникшее во мне неприятное чувство, что меня пытается смерить с ног до головы настоящий враг, который старается найти слабое место в моей защите. Ну вот, началось! — подумал я. И хотя, скорее всего, это прошло гораздо раньше, чем как следует началось, все же я почувствовал слишком сильную враждебность, какое-то гудение, как у горца в моем любимом фильме. Останется только один…
Я улыбнулся своим мыслям, которые вызвал лишь слегка враждебный взгляд Стефана и вопросительное выражение лица Юдифи. Не буду утверждать, что я прирожденный пацифист, но с тех пор, как я прибыл в это гостеприимное местечко, я начал как-то милитаристски мыслить, что раньше было для меня совершенно не характерно.
Ни у кого не было никаких идей. Впрочем, скорее всего, это означало следующее: у меня были какие-то идеи, но они мне самому нравились не настолько, чтобы я мог ими поделиться. Я был совершенно уверен, что у моих соратников вполне хватит фантазии на аналогичные мысли, пусть уж лучше они ими поделятся, мне больше не хотелось себя подставлять. Так что я оставил свое мнение при себе. Могу сказать, что я не особенно удивился, что первой высказалась Элен. Она повернулась к хозяину и сказала:
— Полагаю, у вас есть здесь для нас номера?
Надеюсь, она не заметила, как я непроизвольно вздрогнул. Я не мог себе позволить снять номер. Даже если бы это был курятник.
— К сожалению, у нас мало одноместных номеров, — ответил Цербер. Вряд ли нужно говорить, что при этих словах на его лице появилось подобие услужливой улыбки. Вместо того чтобы сказать здесь какую-то непристойность (а я руку даю на отсечение, что именно это он и собирался сделать), он покачал головой и продолжил: — Это и не понадобится. Там, наверху, в интернате, зарезервированы комнаты для всех вас.
Интернат? Мы с Юдифью непонимающе переглянулись, в ответ на мой взгляд она лишь пожала плечами и посмотрела на меня с выражением какой-то мрачной беспомощности в глазах. Быстрый взгляд вокруг показал мне, что остальные поняли не больше нашего.
— Это в монастыре, — кивком головы Цербер показал в сторону входной двери. — Руины там, на горе. Разве вы не видели?
Все молча, не сговариваясь, кивнули головами, за исключением Марии, которая продолжала делать то же, что и все время до этого момента — она присутствовала здесь и одновременно каким-то чудом витала еще где-то.
Цербер продолжал:
— В этом монастыре долгое время, еще и несколько лет назад, была дорогая частная школа. Сейчас здание пустует, но время от времени они сдают некоторые комнаты.
Он по очереди смотрел на нас, ища одобрения. Так как грома аплодисментов не последовало, он продолжил несколько обиженным тоном:
— Я так или иначе должен был вас туда отвезти. После того как вы побеседовали бы с Флемингом.
— Ну, я думаю, это исключено, — пробурчал Эд.
— Это почему же? — спросил Стефан. — Ты что, собираешься спать на полу? Или, может быть, на улице?
— А как мы вообще уедем отсюда? — быстро спросил я, заметив гневный блеск во взгляде Эда. Было заметно, что он уже готов выйти из себя, и у него не хватило бы юмора, чтобы проглотить обиду. Не то чтобы я так уж хотел выслужиться перед Эдом, просто именно сейчас невозможно было допустить ссоры, это было не то, что нужно для завершения этого непростого дня. — Думаю, здесь нет вокзала, или у вас другие сведения?
— Завтра утром отсюда уходит школьный автобус, — ответил Цербер. — Он вас подвезет, если вы захотите. По инструкции это запрещено, но я знаком с водителем. Я смогу замолвить за вас словечко, и тогда…
Его речь прервал телефонный звонок. Он снял трубку, приложил к уху — он все еще продолжал полировать стакан, который так и не выпустил из рук, просто переложил тряпку в ту же руку, что и стакан, при этом его большой палец залез внутрь стакана и оставил отпечаток на только что отполированном стекле, освободившейся рукой схватил телефонную трубку и зажал ее между ухом и плечом, чтобы снова освободить обе руки и заняться полировкой стакана. Мне так и захотелось спросить у Элен, нет ли такой болезни, при которой пациент не может оставить руки без движения.
— Да? — Цербер наморщил лоб, прислушиваясь, повернул голову по направлению к нам, так что трубка чуть не выскочила из-под уха. Мы все напряглись и внимательно посмотрели на него, а он все продолжал наводить лоск на стакан, внимательно прислушиваясь к почти неслышному голосу на другом конце провода.
— Да, да, они еще здесь… нет проблем… нет, конечно, все ясно… да, я понимаю… будет сделано.
— Что будет сделано? — спросила Элен, как только он повесил трубку и снова переложил стакан в левую руку.
По-видимому, Цербер не спешил отвечать. Сначала он церемонным жестом поставил стакан перед собой на стойку, неторопливо и аккуратно сложил салфетку (после чего он просто небрежно кинул ее себе за спину), перевел взгляд на нашу компанию и битую минуту смотрел на нас, прежде чем решил ответить на вопрос Элен:
— Ваша проблема улажена, друзья, — сказал он. — Во всяком случае, на сегодняшнюю ночь.
— Ах, вот как! — улыбнулась Элен, но все мы, может быть, кроме престарелого хиппи, заметили в ее голосе явную насмешку.
— Звонили из офиса фирмы, — продолжал Цербер, показывая на телефон. — Я должен отвезти вас в интернат. Кажется, там вас уже ждут.
— Ждут? Кто? — обеспокоенно спросил Эд.
— А кто звонил? — одновременно с ним спросила Элен.
— Понятия не имею, — ответил Цербер, видимо, сразу на оба вопроса. — Так или иначе, я должен сейчас же вас туда отвезти.
— А что будет с Флемингом? — спросил я.
— Понятия не имею, — повторил Цербер. — Мне велено только устроить вас, чтобы вы не беспокоились. Все будет улажено.
— Но я не думаю, что полиция… — несмело начала Элен.
— Об этом не беспокойтесь. Я все улажу, — прервал ее Цербер. — Если у них будут вопросы, мы сообщим им, где вы.
С этими словами он вытер свои ладони об свои и без того достаточно засаленные джинсы и вышел из-за стойки смешными маленькими шажками.
— Я подгоню машину. А вы пока выносите свой багаж. Иначе мы долго будем копаться с погрузкой.
Не дожидаясь ответа, он исчез за входной дверью и оставил позади себя шестерых недоумевающих потенциальных миллионеров, точнее, одного потенциального миллионера и пятерых потенциальных неудачников, которые еще не знали, что они напрасно теряют здесь время.
— Теперь я уже вообще ничего не понимаю, — упавшим голосом вымолвил Эд.
— Я тоже, — резюмировал Стефан. — Однако в одном он прав: нам не о чем больше беспокоиться. Если честно, у меня камень с души свалился. Хотя я и не знал этого Флеминга, но…
— Было бы еще хуже, если бы сейчас заявился еще кто-нибудь из офиса, — закончил я. Стефан был не единственный, у кого отлегло от сердца.