Луи добавляет, что корпус не герметизирован, что кондиционера на борту нет, и просит следовать знаку и не курить. Сообщение вызывает дружный гогот и одобрение австралийцев:
— А на борту у вас, между прочим, люди!
Я вижу, как Бэзил, не представляющий лучшего занятия, чем пара-другая затяжек перед началом путешествия в края, что на старых картах обыкновенно назывались Terra Australis Incognita, поглубже зарывается в кресло.
В 12:10 заводится первый двигатель, и, когда обороты набирают все четыре, корпус самолета начинает трястись и дергаться, и Энни с облегчением машет рукой на прощание, когда мы отъезжаем на взлетную полосу.
В 12:30, получив уточненный прогноз погоды, DC-6 грохочет по взлетно-посадочной полосе, уверенно поднимается в небо, разворачивается и направляется на юг вдоль Магелланова пролива, подальше от нефтеперегонных и яркоокрашенных крыш Пунта-Аренас и просторного безлесного плато Огненной Земли.
Поднявшись на крейсерскую высоту в 10 000 футов, мы видим за окнами первые облака и посылаем прощальный взгляд величественным, увенчанным снегом Андам, протянувшимся отсюда на 4500 миль до берегов Карибского моря.
С помощью приколотой к перегородке карты Антарктиды из National Geographic, Роб, высокий и худощавый молодой канадец из Network, рисует нам план восьми с половиной часов путешествия: 1700 морских миль при крейсерской скорости 220 узлов сулят нам прибытие в 20:30. Первые четыре часа мы будем лететь над проливом Дрейка. Ближе к континенту появятся первые айсберги и ледяной шельф, когда мы пересечем море Беллинсгаузена. На сушу выйдем над островом Александра, на 70-м градусе южной долготы, и далее над хребтом Эллсворта.
В отличие от Арктики — холодного океана, покрытого многофутовыми льдами, Антарктика представляет собой сушу, придавленную ледовым щитом, местами достигающим толщины 12 000 футов. По площади этот континент превосходит США, хотя общее население его никогда не превышает 4000 человек (Согласно моей оценке, это означает, что после приземления — если таковое произойдет — наша съемочная группа составит одну шестьсот шестидесятую часть всего населения Антарктиды.)
Примерно через три часа летного времени от Пунта-Аренас, когда все мы расхаживаем по самолету, собирая на скорую руку ленч, самолет резко дергается, взлетает вверх, ныряет обратно и мгновенно набирает прежнюю высоту Пока мы пытаемся восстановить равновесие, лаконичный голос Брюса гудит по интеркому:
— Мы только что задели Южный Полярный круг.
Появились первые ледяные поля. Огромные белые плавучие платформы снизу отливают пронзительной нефритовой зеленью, некоторые из них достигают в поперечнике трех четвертей мили и 800 футов высоты (хотя над поверхностью может находиться всего 200 футов). Паковый лед, начинающийся как свернувшееся молоко в чашке черного кофе, затем превращающийся в дробленую яичную скорлупу, сливается в постоянную полосу льда, и поэтому невозможно различить, где кончается шельфовый лед и начинается сам континент. Внизу задувают свирепые ветры, вспенивающие волны и сдувающие снежные шлейфы с утесов. Эти ветры называют катабатическими, их вызывают массы чрезвычайно холодного воздуха, опускающиеся на полярное плато и стекающие с него вниз, подчас ускоряясь по мере приближения к берегу до 180 миль в час.
Ровную белую пустыню под нами пронзают нунатаки — вершины, которым хватает высоты, чтобы пробиться сквозь ледяной щит. Затем появляются гряды черных скал, из которых слагаются горы Эллсворта.
Существенная доля Антарктики пока остается не нанесенной на карту, и в полном разгаре находится гонка за право назвать новую гору, плато, залив или ледник. Полную сумятицу в вопросах топонимики предотвращает международный комитет, рассматривающий названия и заявки. Судя по последней карте, его членам существенно не хватает воображения — одна из горных цепей получила название «Хребет Исполнительного комитета». Если это сойдет им с рук, буду добиваться, чтобы какой-нибудь горке присвоили название «Пик Пэлина».
Мгновение посадки приближается. Брюс сравнивает посадку самолета на ледяную полосу с приземлением на булыжную мостовую. Солнце проплавило во льду карманы, так называемые проталины, делающие его поверхность коварной и неровной. Лед настолько скользок, что пилот не сможет рискнуть и воспользоваться тормозами и вынужден ограничиться только изменением оборотов. Однако самолет с такими большими колесами как наш посадить на снег вообще невозможно.