День 19: Карасйок
Смотреть в Карасйоке особенно нечего. Это транзитный городок, остановка на Арктическом шоссе Еб на туристическом маршруте к мысу Нордкап. Но если вы захотите вглядеться, выйти за пределы того получаса, который гид отводит на посещения лавки сувениров, можно заметить здесь существование культуры, не являющейся ни норвежской, ни шведской, ни финской. Это культура саамов, и она здравствует и процветает, располагая своим музеем, радиостанцией, а с 1989 г. — Саамским центром, в котором находится их собственный парламент. Я встречаюсь с Гунхильд Сара, объехавшей целый свет, жившей и работавшей в Канаде и Танзании. Я спрашиваю у нее, не является ли земля саамов другим наименованием Лапландии.
— Лапландии нет на свете. Мы находимся в Стране саамов.
— Так значит вы не норвежка?
Гунхильд отрицательно качает головой.
— Я — саамка. И всегда останусь ею. Какой бы паспорт мне ни выдавали, умру я саамкой.
Чуть позже, днем, я становлюсь свидетелем подлинно сюрреалистического образчика саамской культуры — исполнением обряда йойтс, представляющего собой импровизированный распев, исполняемый с неким полуйодлем[6]. У него нет ни начала, ни середины, ни конца. Он музыкален, но не является песней. Он содержит в себе суть ощущения или характера, или полностью личную эмоцию и не может быть передан, разве что внутри семьи. Наше появление заставляет исполнителей йойка углубиться в себя. Они пыхтят сигаретным дымком (курение еще популярно наверху нашего шарика), после чего появляется пиво, а затем начинается и сам вибрирующий распев. Все это отдает Ирландией, пожалуй индейцами, а потом я узнаю, что йойкинг является распространенной международной традицией. И в самом деле, один из этих людей только что вернулся из Ридинга, в котором исполнял йойк.
В отель мы возвращаемся поздно. Лучи полуночного солнца пронзают наползающий от реки легкий туман, создавая волшебный полог над прекрасными, раскинувшимися вокруг полями.
День 20: От Карасйока до Ивало
К югу, в сторону Финляндии, мы едем, пользуясь услугами Postilinjat, почтового автобуса, являющегося здесь единственным доступным видом общественного транспорта. Я уже начинаю скучать на севере Норвегии и рад снова оказаться в пути. Только что прошел дождь. В автобусе пятьдесят мест, однако заняты немногие. Впереди благополучно восседает пара японцев, бородатый француз горбится над рюкзаком, норвежский мальчик едет в Финляндию погостить летом у бабушки с дедушкой.
Границу между Норвегией и Финляндией мы пересекаем в сонной деревушке, носящей имя Каригасниеми. Японская пара, не выпускавшая из рук паспортов в течение всего последнего получаса, не может поверить в то, что их документы никого не интересуют. Я тщетно пытаюсь отыскать взглядом какие-нибудь признаки финскости. Вижу гараж фирмы «Шелл»; рядом с кафе, в котором подают пиццу, припаркован «мерседес». Туземцы обнаруживаются возле игры Space Invaders.
На 90-мильном отрезке шоссе до Ивало мы встречаемся с еще большим количеством «мерседесов». Многие из них влекут за собой на север жилые прицепы, хозяева которых собрались провести лето среди лесов и озер в компании комаров. Финляндия, на мой взгляд, оказывается страной явно более населенной, чем Норвегия.
Типичный лапландский пейзаж. Зимой эти горы покрыты толстым слоем снега
Здесь больше даже северных оленей, а автобус тщательно объезжает их, прежде чем сделать очередную остановку у придорожного почтового ящика. Мне объясняют, что сейчас олени линяют, сбрасывают зимнюю шерсть, их мучают стаи комаров и мошек, и ветер, дующий вдоль шоссе, приносит им облегчение.
Узкая дорога, похожая на американские горы, содержится тем не менее в порядке, и время течет столь же медленно, как меняется цвет озер под вечерними лучами солнца, превращающими их из черных в темно-зеленые, а потом в серебряные. В Инари, приозерном городке, полном лодок с подвесными моторами, невозмутимые японцы сходят, уступая место нескольким туземцам, в том числе молодой девушке, направляющейся на дискотеку в Ивало. Она говорит, что вернется к десяти вечера, на хорошем английском, ставшем, по ее словам, результатом лета, проведенного в Гастингсе. Как всегда приходится смутиться, услышав о стараниях, приложенных иностранцами для изучения английского языка, в сравнении с усилиями, прилагаемыми в обратном направлении. Однако финский язык по любым нормам относится к самым сложным в Европе, уступая разве только венгерскому.