В данное мгновение Меркурий давно уже находится не в ретрограде, дела идут сами собой, если и без особого комфорта, то, во всяком случае, гладко, и в конце дня по последней дуге мы въезжаем в Кигому, опоздав всего на три с половиной часа. Густой и тяжелый жар вливается в открытую дверь. Дети выскакивают из зарослей бананов, папайи и манго, чтобы помахать поезду. Мбего сидит на ступеньке в конце нашего вагона. Никаких признаков напряженности и стресса…
Вокзал Кигомы представляет собой отличное старое здание колониальных времен, и при своих арках и лоджиях вполне мог бы располагаться где-нибудь на севере Италии. Большие вокзальные часы стоят — в точном соответствии с прекрасной традицией TRC. А вот и информация по ведомству Департамента бесполезных фактов: из таблички на двери одного из помещений я узнаю, что начальник станции, Stationmaster, на суахили будет «стешинимаста».
На постой нас везет не особо речистый мужчина средних лет в ухоженной «тойоте-королла». На одном из окон переводная картинка с изображением папы римского. Наш таксист оказывается заодно врачом и приносит нам извинения за то, что не везет в гостиницу кратчайшим путем:
— Понимаете ли, не дорога, а сплошные выбоины.
Объезд приводит нас на колдобины красноземной грунтовки, с которой мы, распугивая кур и коз, попадаем к невысокому и ничем не примечательному фасаду железнодорожного отеля.
Ребенок, родившийся в вагоне-ресторане экспресса Кигома, Танзания
Разгружаемся — в пятьдесят третий раз. Кигома, высота над уровнем моря 2541 фут, население 50 044 человека, лишь самую малость отклоняется от нашего меридиана со своими 29,36 градусами восточной долготы. Так мы завершаем свой долгий обходной маневр на восток, начатый после Хартума и проделанный за тридцать дней, — к счастью вовремя, чтобы застать нечастый, но жизненно важный для нас паром до находящегося уже в Замбии Мпулунгу.
Клем, которому подобало бы чувствовать себя триумфатором, появляется из регистрационной комнаты в противоположном настроении. Как оказалось, в отеле никто и слыхом не слыхал про наши заказы, и у них не хватает места для всех. Кигома отнюдь не усыпана гостиницами, поэтому поиск альтернатив представляет для нас жестокий удар. Клем и Анжела приступают к небыстрому поиску нашей брони, а я через пустынный и неприглядный вестибюль попадаю в место, способное привести в хорошее расположение духа всякого, в каком бы расстройстве он ни находился. Несколько щербатых бетонных ступенек приводят меня на поросший травой бережок, уставленный столиками и зонтами, а за ними волны широкого сине-зеленого озера в летаргическом сне лижут грубый красный песок пляжа. Озеро Танганьика, образующее передо мной узкую бухточку между двумя невысокими травянистыми мысами, тянется вдаль, к тающим в дымке утесам Заира, прежнего Бельгийского Конго, «Сердца тьмы» у Конрада.
Захватывающее дух откровение в масштабе и пространстве… я словно бы открываю дверь в центр Африки. «Когда я вырасту, я приеду сюда…»
Что же, свой космический миг я пережил, а теперь надо обратиться лицом к реальности. «Железнодорожный отель» в Кигоме никак не назовешь сердцем тьмы. Он более похож на гибрид между пабом в Эрлс-Корт и каким-нибудь мелким «Хилтоном». На нестриженой лужайке становище антиподов — две дюжины австралийцев и новозеландцев пьют пиво. На озере за работой японская съемочная бригада… мимо нас проносится еще один запыхавшийся европеец со стопкой бумаг.
Отдав несколько часов терпеливым переговорам, мы обретаем нужное. Все комнаты расположены отнюдь не в гламурных функциональных блоках, совершенно не соответствующих великолепию места. В моей комнате находится небольшая кровать с рамкой для противомоскитной сетки, однако самой сетки не существует. Бетонный пол заходит в умывальный угол, где есть душ и поддон, но нет горячей воды.
Наконец я устраиваюсь с книгой Конрада на своей узкой постели и читаю, чтобы заснуть под нежный плеск, доносящийся от переполненного смывного бачка.
День 104: Кигома
День посвящен отдыху и восстановлению сил. Внимательно рассматриваю себя в зеркале, чтобы определить уровень повреждений, которые три с половиной месяца путешествия нанесли моей внешности. На меня смотрят тусклые усталые глаза, вправленные в красную от загара физиономию. Блеклая и невыразительная личность. Я напоминаю себе человека, уцелевшего в какой-то жуткой природной катастрофе. Мысль эта заставляет меня улыбнуться, и только тут я узнаю некую толику себя самого.