освобождении восточного угла Карского моря от льдов», — размышляет он. В ряде
случаев, записывая свои гипотезы, Сомов в скобках добавляет: уточнить! Конкретные
наблюдения, необходимость решать практические задачи накапливали тот бесценный
опыт, который позволил молодому ученому переходить к решению проблем общего
характера.
День Победы порохом пропах,
Это праздник с сединою на висках!
Из песни
3. Воздушный экипаж
Начиная с 1939 года Сомов шесть лет проработал гидрологом в Штабе морских операций.
Годы эти были тяжелыми для всей нашей страны и для всего мира.
Уже осенью 1939 года, вернувшись на флагмане в Мурманский порт, Сомов увидел у
причалов десятки судов под флагами чуть ли не всех государств мира. Рядом стояли и
англичане, и воюющие с ними немцы, и пока еще мирные американцы, норвежцы, греки.
Большие и малые грузовые пароходы и изящные шхуны, пассажирские экспрессы и
рыболовные суденышки рядом с громадой трансатлантического лайнера «Бремен». Все
они сбежались сюда, в нейтральный пока порт, чтобы определить свою дальнейшую
судьбу в условиях внезапно разразившейся второй мировой войны.
22 июня 1941 года застало Сомова в Москве. Все здоровые мужчины шли на фронт. У
ворот учреждений, фабрик и заводов то и дело встречались автобусы с уезжающими в
эвакуацию детишками, стояли плачущие матери.
В эти дни броня показалась Сомову нелепостью, и он подал заявление о приеме его в
ополчение для защиты Москвы. Для всех она была столицей нашей Родины, для него же
еще и самым родным городом — местом рождения. Папанин, которому были вручены
заявления Сомова и многих других, не мог удовлетворить их желание. Да как же он
позволит сейчас, в военное время, накануне развертывания морских операций в Арктике,
растерять, распылить опытные квалифицированные кадры? Хотят на фронт? Будут на
фронте, непременно будут. Только каждый на своем месте, там, где от него наибольшая
польза.
Вскоре Сомов уже сидел в жестком бесплацкартном вагоне, набитом людьми и вещами.
Ехал в Архангельск. Он уже знал, что все линейные ледоколы блокированы в Мурманске,
пароходы в Архангельске ждут улучшения ледовой обстановки, чтобы везти грузы в
Арктику, на восток. Как же сам он доберется до Диксона?
Сомов вез с собой карты и целую кучу материалов для обслуживания навигации
ледовыми информациями и прогнозами. Он настолько был сосредоточен на своих
обязанностях и на особенностях военной обстановки, что, поселившись в гостинице на
улице Павлина Виноградова, за три недели так и не узнал о факте, непосредственно
касавшемся его лично. Здесь, в этой самой гостинице, жили его отец и мать,
эвакуированные из Мурманска с одним из внуков. Он не встретился с ними, не повидал
их. Не мог он знать, что шанс встретиться с матерью был последним: измученная тяготами
эвакуации, тяжело больная, она умерла в 1943 году в Нарьян-Маре.
Срочно следовать на Диксон... Штабную группу разделили на части и стали отправлять с
оказиями. Сомов попал на старенький пароход «Пинега», который шел в группе других
судов под военным конвоем.
Путь на Диксон оказался длинным. В проливе Югорский Шар они увидели целый
поселок стоящих на якорях и вмерзших в лед груженых судов. Выход в Карское море был
блокирован тяжелыми льдами.
Когда льды немного разредились, суда прошли на восток. Вот и Диксон, родной уже
Диксон, где жито-пережито. Но то ли еще впереди! Война...
Папанин должен был оставаться в Москве, и поэтому начальником морских операций был
назначен хорошо знакомый Сомову капитан М. П. Белоусов. Начальником Штаба и его
заместителем были Н. А. Еремеев и А. И. Минеев, которых Сомов тоже знал
основательно, синоптиком — В. В. Фролов. Штаб не всегда оставался на Диксоне, часто
размещался на судах, переходя с одного на другое. Сомов рассказывает:
«Мы привыкли к этим переходам и всегда держали наготове в своей каюте листы
оберточной бумаги, шпагат и мешковину, чтобы при надобности быстро свернуть свои
синоптические ледовые карты с нанесенными на них данными из шифрованных
телеграмм. Штабисты подшучивали над нами, придумав специальную команду: «В
пакет!», что означало мгновенный сбор и упаковку карт».
Штаб находился на ледокольном пароходе «Садко», потом на ледоколе «Ленин» и па
других судах. Вскоре Михаил Михайлович стал свидетелем трагической гибели «Садко».
Судно шло в Карском море со сменой зимовщиков и материальным снабжением к одной из
станций. Торопясь к месту назначения, капитан повел судно напрямик через центральную
часть моря, обозначенную на карте белым пятном. Корабль сел на мель...
Бушевал шторм, спасти судно было невозможно, надо спасать людей. Ледокол «Ленин»
сильно качало. Сомов остро переживал отвратительное состояние пассивного ожидания,
когда невдалеке погибало судно, а приходилось ждать. Только к концу вторых суток
синоптик Штаба Фролов дал консультацию о возможности спустить шлюпку. Ее спустили,
и шлюпка направилась к гибнущему судну. Вернулась она вместе со шлюпкой «Садко»,
обе были заполнены людьми. Принять их на борт ледокола оказалось не менее сложно,
чем спустить шлюпку, — море штормило. И все-таки прибывших благополучно подняли
на борт.
Осенью 1941 года ледокол «И. Сталин» доставил Сомова и Фролова в Архангельск. Здесь
они получили наконец от Папанина распоряжение — явиться в Штаб Беломорской
военной флотилии для оформления в ряды Военно-Морского Флота. Обмундировались по-
военному, оформили бумаги для присвоения воинского звания — его установил им Штаб
флота. Сомов стал инженером-капитаном интендантской службы.
В Штабе Беломорской флотилии Михаил Михайлович с радостью узнал, что здесь
создается группа ледовой службы и .возглавлять ее будет капитан второго ранга Николай
Николаевич Зубов. Так встретились в военной обстановке профессор и его аспирант. Зубов
тоже, конечно, в первые же дни Великой Отечественной войны подал заявление о
готовности снова вступить в ряды Военно-Морского Флота. И пожертвовал в фонд
обороны свою легковую машину, полученную от Советского правительства за заслуги в
полярных исследованиях.
К непривычной ледовой группе сначала приглядывались, но вскоре ее прогнозы завоевали
незыблемый авторитет. Сомов обрабатывал донесения летчиков, нередко летал и сам над
Карским и Белым морями, над устьем Двины. В силу военной обстановки суда зачастую
не могли своевременно стать на зимовку там, где следовало, и тем труднее было защитить
их в случае нападения самолетов врага. С появлением льда в устье Двины и еще более —
ранней весной перед ее вскрытием авиаразведка стала совершенно необходимой. Скажем,
требовалось тщательно зарисовать состояние льдов вокруг ледокола «Ленин» и сразу же
сбросить на него вымпел с этой зарисовкой. Это, как и всякое другое задание, Сомов
выполнял быстро и хорошо.
Летом 1942 года Сомов летал над Белым морем на морских бомбардировщиках-
разведчиках МБР-2. По уставу, при полетах над морем всем полагалось надевать
специальные непотопляемые жилеты, но у Михаила Михайловича такого жилета не было,
и он летал без страховки. Сидел на открытом сверху и защищенном спереди прозрачным
козырьком месте штурмана, а впереди на турели был установлен спаренный пулемет со
специальным прицельным устройством. Немецкие самолеты в ту пору появлялись в
нашем небе весьма часто.
Собранные в полете данные молодой гидролог старался обработать и нанести на карту
еще до посадки. Отмечая время по штурманским часам, он вел журнал наблюдений о