Братья задумались.
— А можно на ушко? — спросили они одновременно и тут же уточнили. — По желанию на каждого.
— Хорошо, — ответила Диана, и ее глаза вспыхнули зеленым огнем.
Первым подошел Дин и прошептал ей на ухо:
— Я хочу, чтобы Сэм не становился демоном, — замолчал, а потом выпалил, — и чтобы он не ругал меня за пьянки.
— Дин, только одно желание.
— Тогда пусть ругает, чего уж там… — и торжественным шепотом закончил. — Желаю, чтобы Сэм никогда не превратился в демона.
— Поняла. Теперь твоя очередь, малыш Сэмми.
Младший брат подошел вплотную к ведьме, взглянул ей в глаза, затем отчего-то смутился и покраснел. Когда Сэм наклонился к ее уху, от его жаркого дыхания у Дианы вниз по спине побежали мурашки.
— Я хочу стать… демоном. Ну… не прямо сейчас… в будущем…
— Далеко пойдешь, Сэмми, — и ведьма удостоила его лучшей из своих улыбок. — Ну, значит, договорились! Ваши желания будут исполнены. Теперь я забираю это тело.
Диана ухватилась за цепь и вынудила Теда подняться на ноги. Дернув посильнее, заставила идти следом. Она была очень раздражена, так как при каждом шаге ее каблучки увязали глубоко в землю. Далеко они не ушли, ведьму окликнул Дин:
— Эй, милашка, цепочку-то верни, будь добра, высшая проба все-таки…
— Какой мелочный… — пробурчала она себе под нос. — Желание ему еще исполняй. Как же, как же… — освободила Теда и кинула цепь на землю.
Места, где серебро касалось кожи вампира, жгло огнем.
— Ты разочаровал меня, Теодоро, — Диана шла вперед, не оборачиваясь, знала, что он плетется следом и тихонько шипит от боли. — Я так надеялась, что кино с твоим участием будет интересным и захватывающим, а ты только убегал. Трус… — она с грустью вздохнула. — Тебе повезло, что я питаю слабость к инфантильным вампирам.
Тед оскорбился и хотел спросить, почему это он инфантильный, однако споткнулся и упал, больно ударившись головой о вытертый паркет комнаты двести тринадцать.
— Спасть, спать, спать… — бормотал доведенный до крайности вампир, вываливаясь в холл из лифта.
Жизнь уже бурлила утренней пересменкой, из бара доносился перезвон посуды, тянуло ароматами сдобы и яичницы с беконом. Официанты, горничные, уборщики, рано поднявшиеся постояльцы мелькали у ресепшена и в ответвлениях коридоров. Никто не обращал внимания на еще одного молодого человека в форме персонала.
— Я приняла смену, Федя, — сказала немолодая женщина с грустными глазами, уже расположившаяся за стойкой.
Тед кивнул и, повторяя, как припев, пожелание самому себе, направился к лестнице в подвал.
Ты думаешь, что здесь — отель,
Где ждут гостей и стол, и кров?
Но нет, здесь — бреда карусель,
Здесь — столкновение миров.
Пробормотал ему вслед нахохлившийся на пальме ворон. На него почему-то тоже никто не обращал внимания.
НОЧЬ ВТОРАЯ
Глава восьмая ЛЮБИМАЯ ЖЕНЩИНА ПОКОЙНИКА МИХАЛЫЧА Discordia
Проклиная богиню смерти, собственную наглость и внезапно прорезавшийся авантюризм, безумных постояльцев и таинственного Монсеньера, сующего всюду свой нос, долготу дня и географическое расположение отеля, Тедди поплелся в подвал составлять компанию старому козлу Семену Петровичу. Последний обнаружился все так же сладко посапывающим на полу котельной. Просыпаться он явно не собирался. Вампир втянул носом воздух, успокоился тем, что бывший портье у него вожделения не вызывает, и, значит, голод терпеть пока можно, а спазмы не придется. В планы вампира совершенно не входило пылиться рядом с этим затрапезным экземпляром, поэтому он завис вниз головой на трубе и впал в состояние спячки, в блаженной уверенности, что долгая ночь портье, наконец, закончилась.
— Проснись и пой, мой кровососущий друг!
От неожиданно ворвавшегося в дрему карканья, Тед с грохотом свалился с трубы, заглушив смачный хлопок шлепнувшихся на пол многочисленных томов в ярких обложках.
— Твою послежизнь через преисподнюю! — злобно выругался он, пытаясь проморгаться и отпихивая из-под филейной части голову сладко посапывающего Семена Петровича. — Какого!.. Мун?!!!
Вид довольного собой ворона, восседающего на горе красочных томов, довел вампира до белого каления. Издав нечленораздельное бормотание, Тед начал вставать с единственным намерением немедленно удушить наглую птицу. Мун, не слишком обеспокоившись, закинул голову к потолку и процитировал, судя по всему, из какого-то справочника.
— Вампиры есть форма нежити в сне и плотской пище не нуждающаяся, за отсутствием лишь крови человеческой силы теряющая.
— Чего? — растерялся Тедди, не ожидавший подобной реакции на свою агрессию.
Мун посверлил вампира взглядом, потом принял знакомую театральную позу и выдал:
— Вся жизнь твоя — совсем не жизнь.
Тебе не нужно спать и жрать!
И, только крови не испив,
Ты можешь силы потерять.
Тед глухо зарычал, снова готовясь к атаке, и ворон не выдержал:
— Да на фига тебе спать-то вообще?! — заорал он так, что портье отшатнулся и плюхнулся прямо на посапывающего Семена Петровича. — Нет у тебя возможности зазря сейчас время на ерунду тратить! Учись, давай!
— У-учиться? — Тед помотал головой.
Мгновенно растеряв всю злость, он, тем не менее, совершенно не понимал, чего от него хочет настырный ворон. Говоря откровенно, он пока вообще не понимал, где он, что он, как здесь оказался и зачем.
Мун, видимо, сообразил, что нужно дать вампиру выйти из прострации, и заткнулся, с любопытством наблюдая за плохо скоординированными манипуляциями Теодора.
Тед, тем временем, поднялся на ноги, с любопытством огляделся вокруг, покосился на спящего портье, вздохнул, видимо, начав что-то соображать, и, покрутив перед глазами кисти рук, принялся полировать ногти о расстегнутую почти до пояса сорочку — его форменный сюртук сиротливо висел на пыльном и ржавом вентиле. Покончив с нехитрым туалетом, он, наконец, взглянул на ворона и хихикнул.
— Чего? — не поняла птица и обиженно нахохлилась, от чего налипшая на голову паутина веселенькой вуалью упала ему на глаза. Мун фыркнул.
— Это у тебя что? — поинтересовался Тед и, не выдержав, расхохотался. — Фата девственной невесты? А флердоранж где растерял?
— Опять веселишься на пустом месте, — проворчал ворон и стряхнул крылом липкую паутину. — Делом займись. Я тебе тут познавательную литературу принес.
— Да-а-а? — с любопытством протянул вампир и, нагнувшись, вытащил из кучи одну из книг. С обложки на него смотрела томная девица в объятиях не менее томного смазливого юнца почему-то с вампирскими клыками. — Это что? — недоуменно уставился Тедди на ворона.
— Наглядное пособие по обращению с блондинками. Изволь проштудировать.
— Что, все? — при взгляде на немалую кучу книг, брови Теда поползли вверх.
— И чтобы не халтурил! — прикрикнул Мун. — А то знаю я тебя, лентяя, — и, подумав, гордо добавил:
— Читать! И никаких гвоздей!
И даже никаких шурупов!
А то отхватишь звездюлей,
Дабы не оставался глупым!
— Летаешь, птичка! Это же на год чтива. Я в жизни столько книг не читал!
— В жизни не читал, а в смерти справишься. Ты вампир, у тебя все реакции быстрые, в том числе и зрительные. Так что, вперед, и никаких отговорок, — тут ворон заметил, что Тед косится на трубу с которой недавно сверзился. — Спать все равно не дам, — ехидно добавил он. — И сбежать ты не сможешь — день на дворе.
Тед, вздохнув, вынужден был признать правоту оппонента. Бежать действительно было некуда, а Мун, раз обещал, спать не даст точно. Поморщившись, он снова поднял брошенную, было, книгу и раскрыл пухлый любовный роман.
Жизнь на кладбище была спокойной. Хотя жизнь, на самом деле, представлял только вечно отсутствующий сторож Петро. Погост и сам раньше был очень тихим. Покойнички лежали мирно в своих гробах и склепах и шевелиться даже не помышляли.
Пока как-то к ним в гости не забрел пьяный в сардельку некромант. На черном балахоне красовались зеленые и коричневые пятна. Соответственно от травы и почвы. Черного мага, впервые вкусившего паленку, с этого самого напитка колбасило не по-детски и он, крепко обняв надгробие Сидорова Алексея Михайловича, пялил мутные с бельмецой очи в даты, выгравированные на мраморном памятнике прямо под благообразной черноусой физиономией на эмалевом фотографическом портрете — 1925–1967 гг. Даты прямо-таки вопияли или вопиюли… или как там. Некромант затруднился додумать, к чему вопияли даты рождения и смерти неизвестного человека. Ему вдруг стало невероятно грустно.