— Гриня, — сказал я, спрыгивая с полки. — Хочешь, я сейчас цыганочку спляшу тебе?
Он критически поглядел на меня и спросил:
Снова с ума начал сходить?
— А, черт с ним — с ума, так с ума! Пойдем-ка в вагон-ресторан, выпьем за мое сумасшествие да вспомним, как замечательно ехали с тобой от Москвы до Ташкента. Да чтоб и впредь нам так ездить. Пошли, дружище.
Он, по обыкновению, не стал возражать.
ПОДМОСКОВНЫЕ ВЕЧЕРА
Сосед
Весной Анна Петровна с пятилетним сыном Андрюшею и матерью мужа Клавдией Федоровной, которую все звали бабой Клавой, выедали на дачу. Легкий засыпной домик под сереньким платочком шиферной крыши, в который поселились Никаноровы, так им понравился, что решено было прожить в нем до глубокой осени, пока не вернется глава семьи, отец Андрюши, инженер-электрик, уехавший в Сибирь на все лето.
В саду, как это бывает на учрежденческих дачах, сдаваемых каждую весну новым жильцам, разрослась самая настоящая дикая тесная роща: березы, липы, осинник, лещина, бузина. Было много птиц, и Никаноровым это тоже понравилось.
Каждое утро Анна Петровна уезжала в Москву, где служила в научно-исследовательском институте, и когда шла на станцию по тихим, прохладным утренним улицам, по мокрым от росы дорожкам, особенно остро чувствовала себя молодой, счастливой, хорошо отдохнувшей. Хотелось много работать, чтобы к вечеру утомиться, снова безмятежно заснуть, а наутро, умывшись возле крыльца из рукомойника студеной колодезной водой, причесав пышные русые волосы, с удовольствием оглядев себя в зеркале, вновь ощутить себя свежей, бодрой, здоровой. И так верилось во все хорошее, что должно еще случиться с тобой и что ты еще непременно сделаешь для людей. Она ждала от жизни необыкновенного, любила людей необыкновенных, героических, совершающих подвиги, делающих открытия, про которых можно говорить с восторгом, восхищаться их поступками.
Дни стояли большие, от зари до зари напоенные солнцем, душным запахом трав, шелестом рощи. Баба Клава, проработавшая на текстильной фабрике тридцать с лишним лет, только в прошлом году ушедшая на пенсию, считавшая себя женщиной прямой, рассудительной, и Андрюша, с переездом за город быстро загоревший, исцарапавшийся о деревья, скоро познакомились со всеми соседями, кроме Кирюхина, человека неопределенных лет, одиноко жившего в собственном доме. С Кирюхиным их разделял невысокий посеревший от солнца и дождей, кое-где покосившийся шершавый забор. Было хорошо видно, что в кирюхинском саду растут не березы и осины, а яблони, вишни, смородина, малина, крыжовник. Сам Кирюхин, длиннорукий, тощий, с седой, стриженной под машинку головой, все дни напролет возится около деревьев и, казалось, никогда не отдыхает, не ест, не пьет, как ни поглядишь через забор, все ходит по саду то с лопатой, то с лейкой, то с граблями.
Баба Клава любила заводить знакомства, обстоятельно беседовать с людьми, узнавать о их жизни, давать советы. И как было бы хорошо, если бы она могла и соседу что-нибудь посоветовать. Но знакомство с ним не ладилось. Кирюхин жил так замкнуто, словно никого не существовало вокруг. Однажды баба Клава подошла к забору и сказала:
— Здравствуйте, сосед.
Кирюхин ползал меж грядками на четвереньках и, подняв голову, неохотно сказал;
— Здравствуйте.
— Какой у вас сад обихоженный, — сказала баба Клава, уже предчувствуя долгий, неторопливый разговор о жизни, о международном положении, о погоде. — Чего только в нем нет!
Кирюхин отозвался неопределенно;
— Как сказать.
— Я вот смотрю и думаю: сколько же килограммов уродится у вас ягод всяких!
— Много, — сказал Кирюхин, принялся за свое дело и уж больше не обращал на женщину никакого внимания.
Баба Клава постояла немного и, огорченная, как она говорила потом, словно оплеванная, отошла от забора. У нее сложилось убеждение, что человек он грубый, жестокий, людей не любит и, очевидно, жадный.
Когда поспела клубника, баба Клава, подавив в себе неприязнь к Кирюхину, попросила его продать для Андрюши свежих ягод.
— Заходите и рвите сколько надо, — сказал Кирюхин.
— А что вы возьмете с нас? — осторожно спросила баба Клава.
— Ничего. Чего же с вас брать?
Баба Клава знала, что ранние ягоды стоят на базаре дорого, и, когда шла к Кирюхину, дала себе слово держаться с достоинством, не торговаться, уплатить, сколько запросит, и тем самым показать свое превосходство над ним. Ответ Кирюхина даже обидел ее.