"Почему?" — стал думать Мишка, вытаращив от усердия глаза и уставясь ими, по обыкновению, в одну точку.
Думал-думал, три часа, наверное, Думал, ничего не придумал и пошел к деду за разъяснениями.
— А вот почему, — сказал дед. — Сейчас и тебе на первый раз расскажу, так тому и быть, а потом уж ты, брат, сам, будь любезен, понаблюдай за птицами и пораскинь мозгами, смекни, что к чему. Понял?
— Понял, — сказал Мишка, усердно глядя на деда. — Давай дальше.
— Так вот слушай: в голубиный нагул они залетают и пасутся там, хозяйничают на голубиной пшенице потому, что догадались, хитрецы, о том, что в нагуле, кроме главного входа с приполка, есть еще несколько дырок, через которые они сумеют всегда, если захлопнуть их в нагуле, выскочить наружу. А из клетки не выскочишь. Дырок-то нет. Нету ведь? — спросил он у Мишки.
— Нету, — подтвердил тот.
— Вот какие, брат, они хитрые да разумные, эти самые наши развеселые воробушки. И они, видишь ты, не доверяют человеку при всем при том. Никак и ни за что. А синица доверяет, верит нам с тобой, что мы ничего ей плохого не сделаем, никакого зла не причиним и сотворим добро. А теперь ты сам понаблюдай потихоньку за ними. Воробьи ведь не зря все-таки слетаются сюда, как только у нас с тобой наступает черед синиц кормить. Наблюдай, разведчик. Потом доложишь мне.
И Мишка стал наблюдать. Он наблюдал каждый день немножко до обеда, во время обеда, а потом немножко после обеда. Сперва все синицы и по облику и по манерам походили друг на дружку как капли воды. Но потом выяснилось, что не тут-то было. Одна синица толстушка и кругла, как мячик, другая наоборот, стройна и изящна, словно оловянный солдат, у третьей на голове хохолок на манер модной прически, у четвертой словно бы косыночка. И манеры у них были совсем разные: одна скромна и застенчива, другая ужасная скандалистка и, словно у воробьев научилась, норовит со всеми поссориться: одна влетает в клетку с ходу, схватит семечко и ходом же обратно, только ее и видели, а другая не спешит, посидит вниз головой на клетке, посидит бочком на дверке, потом впорхнет внутрь, не торопясь прихватит клювом подсолнушек, посидит на порожке, оглядится и лишь после этого перемахнет на яблоню.
На яблоке сидят воробьи и делают вид, будто им совершенно наплевать, что синицы тащат и тащат из клетки такие вкусные подсолнушки, что слюнки текут. А синицы и верят, что воробьям дела до них нет, беспечно сидят на ветках, легонько прижимают к ним лапками семечки. Но вот один из этих хитрых разбойников подсаживается к синичке и начинает этак боком, боком толкать ее. Синичка, конечно, удивлена, возмущена, наконец.
"Хулиган, как не стыдно!" — пищит она и, подхватив клювом семечко, перепархивает на другую ветку. Но хулиган летит следом за ней и опять начинает толкаться. Таким манером он гоняется за возмущенной синичкой до тех пор, пока та — ах! — не роняет семечко в снег. Хулиган-воробей камнем валится вслед за ним в сугроб и мигом подхватывает добычу.
И чем больше Мишка наблюдал за доверчивыми синицами и хитрющими, озорными воробьями, тем разнообразнее оказывались их повадки. Одна синица до того поверила в доброту окружающего ее мира, что, влетев поутру в клетку и наевшись, иной раз до обеда дремала там, сидя на жердочке. А один воробей вот как приспособился отнимать у синичек подсолнушки: сидит, проказник, в сторонке, на верхнем сучке и всем своим существом выражает полнейшее ко всему пренебрежение. Он даже смотрит совсем в другую от клетки сторону. И вдруг — бац! — грохается прямо на зазевавшуюся синичку. Та, и пискнуть не успев, срывается с места и с перепугу роняет подсолнушек.
А воробьишке только этого и надо.
Вот и сегодня он опять выкинул свой любимый номер и насмерть перепугал синичку.
— Дед! — закричал Мишка. — Смотри, какой нахал!
— Наблюдаешь? — спрашивает дед.
— Наблюдаю, — говорит Мишка. — Как будто ничего не думает, а сам — дзинь, трах, бум! И все. Вот какой нахал!
— Но ты не только за синицами да воробьями наблюдай.
— За голубями еще?
— И за воронами, за сороками.
— На помойке которые?
— Вот я вчера, Мишенька, видела такую историю, — говорит бабушка, разливая суп. — Выхожу я на улицу. Что такое, думаю, почему воробьи и синички так забеспокоились и тревожно раскричались? А потом вдруг сразу все умолкли. Гляжу, а над нашим садом ястребок летит. Вот какая, оказывается, беда над ними нависла.
— Какая? — спрашивает Мишка.
— Да ястребок. Он же за ними охотится. А они, бедненькие, прижались к веткам, забились под застреху, за карнизы, кто куда — и ни гугу. Он так и улетел ни с чем.