Кто из них больше переживал, готовясь к этой великой экспедиции, Мишка или дядя Леня, сказать трудно. Последний, более умудренный житейским опытом, в отличие от Мишки, искусно скрывал свои нетерпеливые душевные терзания и лишь иногда, забывшись, беспричинно похохатывал, потирая при этом руки, или вдруг запевал довольно двусмысленные вологодские частушки. Жена уже не однажды говорила ему, еле сдерживая раздражение:
— Леня, ну перестань. В конце концов надо понимать, что и где. — При этом она многозначительно косилась на Андрея.
Итак, если у большинства экспедиционеров имелось по удочке, а у деда вроде бы и того не было, то у дяди Лени их было шесть. Шесть превосходно снаряженных и оснащенных по всем современным правилам рыболовства удочек: дядя Леня, как и Мишка, ехал на озеро с самыми серьезными намерениями. Разница меж ними была лишь в том, что Мишка, как уже известно, отправлялся на такое дело впервые, а дядя Леня, если верить ему, участвовал в подобных экспедициях не счесть даже сколько раз. Между прочим, дяде Лене шел пятьдесят шестой год, а Мишке кончался шестой, и осенью он собирался в школу…
Вот они достигли своей дели. Иванов выключил мотор, и машина стала. Дядя Леня с Андреем и Мишкой сейчас же отправились в охотничье хозяйство за лодкой. По дороге Андрей с беспокойством сказал: "А что, если не дадут?" — "Возможно, что и не дадут", — философски согласился дядя Леня, а Мишка ничего не сказал, только усмехнулся.
Лодку им дали без всяких разговоров, но ни Андрею, ни дяде Лене и в голову не пришло, что это благодаря Мишке. Они ведь не слышали, как он шептал свое прошенье.
Когда они причалили к берегу, возле машины уже стояла палатка, горел костер, над огнем висела на палке бадья с водой, а палка покоилась на двух рогатинах, вбитых в землю по одну и другую сторону костра. Все это было сооружено руками Иванова. Недаром во время войны он служил разведчиком, а потом всласть наработался шофером — где только не побывал! — и мог сделать все на свете. Например, залаять чайник, починить радиолу или покрыть крышу железом. К тому же он был отличным спортсменом и иногда по нескольку часов кряду без отдыха играл с мальчишками в футбол. Одно лето он состоял даже тренером поселковой футбольной команды, которая под его руководством выиграла районное первенство.
Иванов, подбоченясь, заглядывал в бадью, из которой уже поднимался парок, а дед сидел на чурбане и шевелил палкой в костре.
— Я сейчас сварю кондеру, — сказал Иванов.
— А на ужин сварим уху, — бодро сказал подошедший к ним дядя Леня и величественно ткнул себя пальцем в грудь. — Я наловлю.
Ему не стали перечить. Только Мишкин дед покосился на него и неопределенно хмыкнул. У деда было много всяких причин для того, чтобы сомневаться в рыболовецких способностях своего друга, особенно когда тот начинал похваляться своими успехами на рыбных промыслах.
— Андрей и Миньчик, — сказал Иванов, — надо заготовить дровишек. Дуйте собирать валежник.
— Пошли скорее, Андрей! — закричал Мишка, мгновенно охваченный исполнительским зудом и вытаращивший при этом карие глазищи.
— Ты мне еще, — пренебрежительно процедил сквозь зубы Андрей. — Много ты насобираешь. Да ты знаешь ли еще, что такое валежник?
— Знаю, Андрей, — заспешил Мишка. — Это палки, которые валяются под деревьями.
— Ну, ладно, ладно, палки, — снисходительно, как и подобает старшему, сказал Андрей. — Пошли.
И вот они очутились в лесной чаще. Скоро не стало видно ни озера, ни машины, ни палатки, ни дыма над костром. Как будто всего этого здесь вовсе никогда не было. И дед, и Иванов, и дядя Леня тоже исчезли, словно провалившись сквозь землю.
Лес был дремучий. Тесно стояли ели, березы, осины, кусты орешника. А папоротник был высотой по самые Мишкины оттопыренные уши.
Мишка заробел. Особенно когда исчез с его глаз даже Андрей. Мальчику представилось, что он остался один во всем этом сказочном царстве и из-за кустов за ним следят всякие злые медведи, волки, лисицы и рыси. Мишка зажмурился и быстро-быстро прошептал: "По щучьему веленью, по моему прошенью, чтобы не было никаких здесь злых зверей".
И страх с него как рукой сияло. Он сразу же так расхрабрился, что стал изображать, будто он Иванов и пошел в разведку. Сухая сосновая палка, оказавшаяся в Мишкиных руках, сейчас же превратилась, по его желанию, в автомат.
Пригнувшись, осторожно пробирался Мишка меж деревьями в фашистский лагерь. Ему оставалось только обогнуть куст лещины, и там…