— Они меня, если попадусь, все равно убьют, — перестав всхлипывать и размазав по грязным щекам слезы, — просто, как-то очень обыденно сказал тот, которого она привела с собой. Это был Колька.
И опять, как тогда зимой, дрогнуло доброе сердце Василисы Петровны.
— Не бойся, не убьют, — грозно сказала она. — За что они тебя?
— За пятак. Я нашел пятак и не отдал. — Он говорил пришепетывая, так, будто сосал леденец, и произносил: "Жа пятак".
Василиса Петровна подстригла его ножницами, такими тупыми, что Колькина голова стала похожа на вспаханное поле, после чего, вымыв мальчика в корыте, переодела в чистые, хотя и поношенные рубашку и штаны, тотчас выменяв их у соседки на шаль, которой когда-то покрывалась по воскресеньям, выходя гулять с Иваном Иванычем.
У Кольки была веселая, лукавая физиономия, и даже синяк под глазом не портил ее милого очарования. Убедившись в том, что остается жить у Василисы Петровны, Колька вытащил изо рта пятикопеечную монету и, уже не пришепетывая, деловито, с достоинством произнес:
— На, возьми. Мне он не нужен теперь, пятак этот.
— Ну что же, давай, — согласилась Василиса Петровна, принимая от него монету, — если вправду нашел. Нам в хозяйстве сгодится. Так, стало быть, родных у тебя никого не осталось?
— Никого, — охотно отозвался Колька. — Все от тифу, как мухи, померли. Один братишка еще остался, Илья.
— Где же он?
Колька небрежно мотнул головой:
— А вон на улице стоит. Второй день.
Василиса Петровна поглядела в окно, и ей стало до того стыдно, что она не знала, куда девать свое покрасневшее лицо. На той стороне улицы стоял и с тоской, со слезами на глазах смотрел в сторону ее дома тот самый большеглазый парнишка, который преследовал их вчера всю дорогу и которому она грозилась надрать уши, чтобы не шпионил.
— Ну-ка, давай его сюда! — решительно сказала она. — Давай.
А пять лет спустя Василиса Петровна принесла на руках четырехлетнюю Аленку, мать которой, товарку Василисы Петровны по заводу, насмерть сшибло трамваем. К тому времени все мальчики уже ходили в школу, дома сидела одна Ольгунька.
Как-то в канун всенародного праздника Великого Октября, не то в седьмую, не то в девятую годовщину, Василису Петровну вызвали в завком.
— Ну-ка, Василиса, — запросто, грубовато, как это и принято было меж ними, потребовал от нее председатель, литейщик, приятель Ивана Иваныча, вместе с ними ходивший выбивать из Кремля юнкеров, ездивший с продотрядом за хлебом, — расскажи, как ты, живешь, детей растишь?
— Ничего, Петрович, живу, — смутившись, сказала она.
— Трудности бывают, преодолеваешь?
— Преодолеваю, ничего.
— Так вот. От имени нашей партийной ячейки и нашего заводского профсоюзного комитета решено оказать тебе помощь, поскольку дело воспитания — наше всеобщее дело. — При этих словах Петрович, насколько хватало рук, сделал большую окружность, а подумав, добавил: — И так далее.
И принесла она в тот день такие подарки ребятишкам, что, пока шла до дома, слезы сами катились из глаз: всем по новым ботинкам, девочкам — нарядные платья, мальчикам вельветовые костюмчики. Оделись в них ребята на праздник, и стало совсем их не узнать, до чего похорошели.
Так с того раза и пошло в каждую годовщину от заводского комитета и партячейки подарки ребятам, пока не подросли, не встали на ноги.
Сперва Николай, потом Илья с Сашей окончила школу, начали работать на заводе учениками, подручными, потом на самостоятельную работу перешли, а там, глядь, Илья уже уехал в военное училище по комсомольскому набору, а Николай с Сашей — в вузе на красных инженеров учатся.
Хорошие выросли ребята, хотя и разные все. Николай так и остался веселым хитрецом, подвижным, очень чувствительным; Илья был строг, спокоен, рассудителен, а Саша из тихого, застенчивого мальчика вырос таким своенравным и резким, что все время беспокоил. Василису Петровну, так как по характеру оказался сильнее всех других ребят и даже Николая, который был старше его на четыре года, сумел починить себе Ольга тоже вышла крута нравом, ноу неё это выражалось не так сильно, как у Саши.
Когда началась война, Николай с Сашей, уезжая на фронт, пришли проститься. А Илья вступил в бой в самый первый час.
— Идите, ребята, — сказала Василиса Петровна, — и победите. Это мой вам материнский партийный наказ.
— Твой наказ будет выполнен, мама, — весело и трогательно, со слезами на глазах ответил Николай, а Саша спокойно сказал;