— Прибыли станковые пулеметы, — доложил он. — А я уж испугался, что потерял вас. Ну и заваруха была. Такая заваруха! Да вас ранило? — Только теперь он увидел и разрезанный, темный от крови рукав гимнастерки, и бинт на руке командира. Лицо его приняло озабоченное выражение.
— Зацепило малость, — небрежно сказал Терентьев. — Чепуха.
По тому, что прекратилась стрельба, по тому, как беспечно держал себя Валерка, Терентьев понял: победа пока за нами.
— Немцы побиты, — сказал Валерка, как бы угадав его мысли. — Есть пленные.
— Давай лети к Симагину. Скажешь, чтобы срочно тащили сюда рацию, телефон, катили сорокапятки. Минометы — в лощину. Дивизионкам стоять на месте, держать нас под огнем. Вызов огня на себя — три красных ракеты. Живо!
Валерка одернул гимнастерку, поправил каску на голове и выскочил из блиндажа.
Капитан Терентьев вышел следом за ним в траншею. Навстречу спешил, широко улыбаясь, лейтенант Краснов. Сзади него шагали командиры других пулеметных взводов, петеэровец и, к великому удивлению Терентьева, начхим Навруцкий.
— Я же просил тебя остаться с минометчиками, — рассерженно сказал Терентьев. — Какого черта ты не выполнил моей просьбы?
— Видишь ли, — мягко заговорил Навруцкий, доверчиво глядя снизу вверх на капитана, — я подумал, что, вероятно, смогу быть здесь более полезным. Ведь минометчики в конце концов все равно скоро прибудут сюда.
— Прибудут, прибудут, — раздраженно сказал Терентьев. — Иди в блиндаж. Там Веткина. Оба ждите меня там. В этом блиндаже будет КП роты. Если без меня явится Симагин, пусть развертывает связь и докладывает комбату, что мы приказ выполнили. Площадка Фридлянд нами занята.
— Но был уже другой приказ, — возразил Навруцкий.
— Я не знаю других приказов, — перебил его Терентьев и, взобравшись на бруствер, обратился к командирам взводов, вылезшим следом за ним из траншеи, указывая, кому, где и как лучше занять позиции, чтобы можно было отбиваться от врага с трех сторон.
Отсюда, с бруствера, была хорошо видна вся площадка с ее хитроумно придуманными и с немецкой тщательной старательностью выполненными ходами сообщения, блиндажами, перекрытиями, наблюдательными пунктами и открытыми огневыми точками.
Высота, по гребню которой дугою изгибалась главная траншея, господствовала над местностью. Хорошо и далеко было видно окрест: и бывшие терентьевские позиции с развалинами помещичьей усадьбы вдалеке, и противотанковый ров, и сосновый лес слева, а если глядеть вперед — другая лощина, куда, извиваясь по всем правилам фортификационной пауки, спускались четыре траншеи. Туда, к лощине, ушли два пулеметных взвода и все петеэровцы. С той стороны можно было ждать танков. Два других взвода разворачивались вправо и влево.
Это была самая настоящая площадка, почти квадратная, метров четыреста в ту и в другую стороны. Оборонять ее с таким небольшим количеством люден, каким располагал Терентьев, было трудно. Он даже не предполагал, что тут так много всего понастроено и понарыто и что она такая большая. Опять, как всегда впрочем, надо было положиться только на огневую мощь роты.
"Устоим? — спросил сам себя Терентьев, сев на бруствер. Опираясь о него здоровой рукой, бережно держа на весу раненую руку, он осторожно съехал и траншею. — Если навалятся, устоим. — И тут же добавил: — Надо. Надо устоять".
У старшины Гриценко, хозяйство которого расположилось табором под стеной кирпичного забора, рядом с КП роты, все шло своим обычным чередом. В землянке, очень светлой и просторной, с широкими нарами, застланными, как и на командном пункте, пуховыми перинами, пыхтел над ведомостями писарь; оружейный и артиллерийский мастера сообща чинили ротный миномет; каптенармус отвешивал продукты для обеда, а Рогожин, как раз над их головами, чистил своих гнедых коней. Повара давно уже вымыли котлы, съездили к колодцу, залили их свежей водой и уже принялись разводить в топках огонь. Сам Гриценко козырем прохаживался по двору с невозмутимым видом, хотя какое-то ноющее, навязчивое беспокойство все больше и больше охватывало его. Подчиняясь этому странному для него чувству, он все время напряженно прислушивался и отмечал про себя малейшие звуковые изменения, происходившие на переднем крае. Впрочем, положением на переднем крае были обеспокоены решительно все, хотя, как и старшина, никто не показывал виду. Всем им было известно, что сперва капитан и Валерка вдвоем уползли к немецким траншеям, потом туда же, к капитану, срочно были переброшены все ручные пулеметы. Вслед за этим с площадки Фридлянд некоторое время доносились пулеметные и автоматные очереди, взрывы гранат, и вдруг все разом стихло. Что теперь там делается и живы ли наши — ни сам старшина, ни его подчиненные не знали. Наконец старшина не выдержал и отправился на КП за точными сведениями.