— Заткнись со своим бредом, дерьмо! Услышат русские, они тебе покажут эти идеалы.
— Не рассуждать. Лучше иди и посмотри, что там наверху делается.
— Пришли бы сейчас сюда русские, так я бы без рассуждений поднял руки.
— И был бы избавлен от необходимости писать жене Августа.
— Да. И от его участи.
— Тсс… Что это там такое шлепнулось?
(Это выпрыгнул в окно лейтенант.)
— Нечему шлепаться. Вот тут лежит убитый. Неужели это он и держал нас?
— А ты лучше пойди посчитай, сколько наших ребят лежит на площади…
Выпрыгнув и больно ушибив колено, лейтенант быстро вскочил на ноги и скорее прижался спиною к стене. Сердце его часто билось. В голове шумело. "Зачем? — мгновенно отрезвляюще пронеслось в голове средь шума. — Где сержант? Что с ним? — вспомнил он про Егорова, И опять: — Почему я это сделал? У меня автомат, гранаты…"
Его охватил стыд за свой, казалось, непоправимый поступок. И такое омерзение к самому себе возникло в нем, что он заплакал с отчаяния и горечи. Слезы текли по его щекам, а в шумной голове суматошно проносилось одно и то же, одно и то же: "Как же быть? Что мне делать? Сержант Егоров… Где сержант Егоров? Ведь если бы он не спустился в подвал, мне никогда не пришло бы в голову прыгать в окошко. Как мне быть?"
Вдруг он насторожился. За углом послышался шепот. Говорили теперь по-русски.
— Погоди, дай отдышаться.
— Отдышись.
— В какую теперь сторону подадимся? Где наши?
— А я откуда знаю?
— Фу, черт! Давай пересидим здесь до утра.
— А ты наверняка знаешь, что в этом доме никого нет? А кто сюда утром придет, наши или немцы?
Выслушав это, Василий Павлович боком, боком, вжимаясь спиной, затылком в стену, шаря по ней растопыренными руками, придвинулся к углу и зашептал:
— Слушать меня внимательно. Вы кто?
Ответа не последовало. Там, за трамваем, за костелом, взлетела ракета, забормотал пулемет.
— Отвечать немедленно, — тоном приказа зашептал Василий Павлович. — Иначе открываю огонь.
— А ты кто? — отозвались осторожно за углом.
— Начальник здешнего гарнизона лейтенант Ревуцкий. А вы?
— Танкисты. Танк подбит. Пробираемся к своим.
— Сколько вас?
— Двое.
— Выходите ко мне по одному.
Из-за угла, прижимаясь к стене, скользнули две фигуры в комбинезонах.
— Тихо. Здесь немцы. Какое при вас оружие?
— Пистолеты.
— Вашими пистолетами здесь только сахар колоть. Вот вам по гранате. Сейчас будем брать этот дом. Задача ваша: когда я закричу "ура!" и начну стрелять из автомата, вам надо бросить в окна гранаты и тоже кричать "ура!" и стрелять из пистолетов. Я врываюсь в дом, вы за мной следом. Ясно?
Лейтенант, опять уже знающий, что делает именно то, что надо делать ему сейчас, сунул гранаты в протянутые руки танкистов и пробежал, согнувшись, к подъезду. Он вскинул автомат и, строча из него прямо перед собой, истошно закричав и услышав, как рванули в комнатах гранаты, ворвался в дом.
Вдоль стены с поднятыми руками, побросав оружие, стояло четверо немцев. Разъяренный лейтенант увидел их при свете мерцающей за окнами ракеты, мгновенно сосчитал и перестал стрелять. Потом, пока не погас бледный свет в доме, он увидел пятого, скорчившегося на полу, обнявшего руками живот, увидел вбежавших с пистолетами в руках и вставших рядом с ним танкистов и сержанта Егорова, вылезшего из подвала с ведром воды.
— Сержант Егоров, — сказал лейтенант Ревуцкий. — Обыщите пленных. Заберите их наверх.
— Шнель, шнель, — скомандовал сержант.
Вслед за немцами и сержантом ушли наверх танкисты. Замыкавшим был лейтенант. Но не успел он ступить на лестничную площадку, как сзади раздался голос:
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…
— Кто? — обернувшись и вскинув автомат, зло и бесстрашно крикнул Василий Павлович.
— То я, Скляренко. Чи вы не узнали меня?
— Ты? — радостно вскричал лейтенант.
— Та я ж, — отвечал солдат, выбираясь из подвала. — Людей до вас привел.
Не прошло десяти минут, а в "уголке" все изменилось. Дом уже был полон выбравшимися вслед за неутомимым Скляренко людьми. Уже попискивала рация, с кем-то переговаривался телефонист и кто-то другой, не Ревуцкий, свежим, бодрым голосом отдавал распоряжения.
Потом этот другой подошел к Ревуцкому:
— Старший лейтенант Осипов. Трудно пришлось?
— Ничего. Живы будем — не помрем, — сдержанно ответил Василий Павлович.
— Считайте, что объект я у вас принял. А это кто?.