Но куда же запропастился в ту морозную, звездную полночь бесстрашный партизанский разведчик Т. Ф. Шпак?
А он действительно провалился сквозь землю. Не совсем, конечно, не до самого чертова пекла, но все-таки на десять метров. И все это он сделал по трезвому расчету, поскольку ему деваться в то мгновение уже было некуда, кроме как бесследно сгинуть с лица земли.
Дело в том, что, прикрывая отход своих лихих молодцев, отстреливаясь, он стал смещаться в сторону, заманивая за собой немцев, а когда кончились патроны, покидал в фашистов оставшиеся гранаты и пустился от них что есть духу наутек. А фашисты припустились за ним.
Рано ли, поздно ли, влетел Шпак в сонное, тихое местечко. А погоня все ближе, вот еще миг, и выкатятся фашисты из-за угла всей сворой, навалятся и — конец Т. Ф. Шпаку. Прости-прощай, подружка дорогая…
Заметался Терентий Федорович по местечковым улочкам туда-сюда, вправо-влево, но везде — сонные дома, глухие заборы.
А погоня все ближе, ближе…
И вдруг — колодец. Обледенелый сруб, бадья на цепи.
"Маты ридна! Дэ козаки нэ пропадалы!" — вскричал про себя Терентий Федорович и, не мешкая, завалился в тот колодец.
Погонщики, конечно, проскочили мимо, охрипшая собака скоро смолкла вдалеке, а Терентий Федорович остался в ледяной колодезной воде, которая доходила ему как раз до подмышек.
Что было делать теперь славному партизану?
Страшно стало ему.
Выбраться наружу без чужой помощи было невозможно: все четыре стенки сруба оказались в толстой и скользкой ледяной коросте. Может быть, покричать, позвать на помощь? А кому кричать, кого звать? Заорешь, а рядом вдруг — вот они — полицаи да каратели. Они с радостью помогут выбраться на свет божий партизанскому разведчику. Но что же еще придумать несчастному Шпаку для спасения грешной души своей? Вот если бы он хоть немного пораскинул своими дурными мозгами, прежде чем сигануть в колодец, так, верно, свалился бы в эту ледяную преисподнюю купель вместе с бадьей. Тогда можно бы выкарабкаться на волю по цепи. Но бадья-то, вон она где! Пойди-ка достань.
Поглядел Терентий Федорович с безнадежной мольбой вверх, где висела бадья, и увидел небо, сплошь усыпанное веселыми звездами. Только однажды в московском планетарии видел он такое бархатное, усыпанное мерцающими звездами небо, какое виделось ему из обледенелого колодца.
"И что же теперь тебе делать, Шпак?" — подумал он.
А холод меж тем пробирал партизана насквозь. И начал лихой партизан коченеть. Он уже не чувствовал на себе ни телогрейки, ни ватных стеганых штанов, ни добрых валенок. Ничего этого вроде на нем теперь не было, и он будто бы нагишом стоял в ледяной воде. Все у него начало стынуть. Сперва ноги закоченели, потом в животе все как есть заледенело, а потом и в груди начало холодеть все больше и больше.
А потом Вдруг стало Шпаку жарко. Так жарко, как только бывает жарко в хорошей бане, когда наподдашь парку, сколько душенька твоя хочет. И почудилось ему, будто он лежит под самым потолком и парится березовым веником. Даже баней да размоченной в кипятке березой запахло. Но тут он стукнулся лбом об колодезную наледь, видение враз исчезло, и он опять насквозь промерз.
Так его стало попеременно бросать то в жар, то в стужу, и сколько он простоял в той проклятой воде, то теряя сознание, то приходя в чувство, Шпак уж не мог и представить. Только скоро колодезное оконце вроде бы начало понемногу светлеть и звезды в небе не то таять, не то разгораться сильнее, он никак этого не мог понять, все у него путалось в его не то стылой, не то жаркой промерзшей насквозь голове.
А на самом деле наступал неторопливый рассвет, и к колодцу за водой пришел человек. Он загремел бадьей по обледенелому срубу, и Шпак, впавший было в забытье и увидевший себя на черноморском пляже, на горячем прибрежном песке, очнулся от этого грохота и, трясясь в страшном ознобе, не попадая зуб на зуб, проговорил, задрав лицо:
— Не бойся меня, добрый человек.
Человек оказался не из пугливых. Он заглянул в колодец, увидел, наверное, Шпакову голову, поспешно раскрутил ворот и по-русски сказал:
— Лезь в бадью.
— Сил нет, — сказал Шпак.
— Тебе говорят — лезь, — приказал человек. — И намотай цепь на руки. И держись.