Нет, это ей померещилось.
Она с изменившимся лицом, на котором выразились изумление, оторопь, гнев, глядела через плечо стоявшей напротив нее Вики вслед промелькнувшему и исчезнувшему, смешавшемуся с толпой, потерявшемуся в ней человеку.
— Ты что? — настороженно спросил Жуков, перехватив ее взгляд.
— Да нет, этого не может быть, — как бы про себя проговорила Гапуся. — То мне, верно, привиделось, будто сейчас мимо промелькнул один знакомый человек. Но откуда было ему тут взяться? Нет, то я просто обозналась.
А это действительно был Сковорода.
И дернула же его нечистая пойти в кино, чтоб посмотреть на тех двух бойцов. Чуяло его сердце, будет что-то неладное, и надо было прислушаться к тому чутью, не ходить, проваляться на койке с книгой в руках. Так нет же, крепился-крепился, и спасу не стало, как захотелось кино поглядеть, и вот — на тебе! Ладно, куда ни шло, Вика или те же нахальные водолазы. С ними — здравствуй, до свидания, и весь разговор. А как увидел Гапку Синепупенко, аж вспотел. Хорошо, что народу много валило из кино, успел увильнуть, спрятаться в толпе.
Только когда пулей влетел в свой барак, плюхнулся на койку, только тогда перевел дух, пришел в себя. Даже подумал: "А может, это не Гапка вовсе была? — Но тут же отверг эту мысль. — Нет, то была она. Что же теперь мне делать с ней? Ведь если узнает, что я тут, сейчас же раззвонит на всю стройку, что был полицаем. Что делать, что делать? Как быть? Живешь и всего боишься. Даже из барака лишний раз выйти на улицу боязно, все думаешь — какой-нибудь знакомый встретится и опознает. Что тогда? Надеялся, нет здесь знакомых людей, а Гапка — вот она! — объявилась тут как тут. А кто виноват, кто виноват? — забилась в голове, истошно заныла тоскливая мысль. — Сам виноват. Дернула нечистая послушаться Николая Власовича и записаться в полицаи. А мог бы в партизаны уйти. Теперь расхлебывай как знаешь. И никакой тебе не будет веры. Мама родная, сил больше нема ховаться. Чем подтвердить, что ты по заданию пошел к немцам служить? Чем? Работаешь, стараешься изо всех сил, в передовиках ходишь по праву. Фамилия на стахановской доске посередь завода вывешена, сам директор Поливода хвалил. Тут бы радоваться, а ты каждое утро идешь мимо той доски, читаешь свою фамилию, а сердце кровью обливается: а ну какой-нибудь знакомый человек придет, прочтет, да и задумается — кто ж это такой, скажет, Сковорода Ф. Т.? Очень знакомые инициалы. Уж не Федька ли это, полицай из Каменки? И загремишь за милую душу. Срам-то будет какой! Скажут: порядок немецкий поддерживал? Добро у селян забирать немцам помогал? Гад ты, скажут, Сковорода, нет тебе никакого прошения. А ты что в ответ? Так то ж Николай Власович мне велел, скажешь? А тебе заявят: не смей примазываться к славе героя-подпольщика, замученного фашистами! А ты что в ответ? Скажешь, ждал, кто придет с приветом от дядьки Миколы, да и не дождался? VI тебе поверят? А ведь мог в полицаи и не записываться. Заявил бы Николаю Власовичу, что не желаю, мол, такую паскудную роль играть, и был бы, как все граждане-люди, как Гапка, например… На Гапке, дурак, захотел жениться, на Синепупенчихе. Как же, самая красивая на все село будет у меня в женах! Черт поволок свататься! Но ведь я-то от неволи ее спас! И это не в счет? А где ж тот солдат, которого я от немцев сховал и на верную дорогу вывел? Где б найти его?"
Так он думал, сидя в растерянности и смятении на койке.
Через день после того злосчастного кино по радио сообщили: "Комсомольско-молодежная бригада бетонщиц, работающая на сорок шестом бычке, вызвала на соревнование знаменитую бригаду Лены Ковшовой. Обе бригады в первый же день работали с большим трудовым подъемом и уложили по сто восемьдесят-пять кубометров бетона, что пока является рекордом для строительства ГЭС!. Но в своем обязательстве по соревнованию стахановки решили добиться укладки ста девяноста кубов. Борьба за знамя, которое, казалось бы, прочно укрепилось над двадцать восьмым бычком, где работает Ковшова, разгорается. В беседе с корреспондентом радио Агриппина Синепупенко, руководящая второй соревнующейся бригадой, сказала, что ее девушки приложат все усилия, чтобы завладеть переходящим знаменем".
Прослушав эту передачу, Федька вовсе пал духом. "Пропаду я, — чуть не плача от отчаяния, думал он, — скоро совсем пропаду. Ведь Гапка тут, она же враз объявит про меня. Может, самому все ж таки пойти да и рассказать, как было? Сил больше скоро будет нема ховаться".
Думая столь суматошно, он даже не подозревал, как скоро и при каких обстоятельствах предстоит ему встретиться с Гапусей, фамилия которой с тех пор, как она вступила в соревнование с Ковшовой, замелькала на страницах городских газет.