Дело на укладке подвигалось, бетонная пробка росла, но вот что-то застопорило с подачей, Гапуся кинулась туда, где возились возле вагонетки, соскочившей с рельсов, Люда Белослюдова и Саша Пустовойтенко, и увидела какого-то парня, только что спрыгнувшего с лестницы.
— Где бригадир? Где бригадир? — кричал парень, ухватившись за вагонетку, помогая девушкам возвратить ее на рельсы.
— Я бригадир, — сказала Гапуся, подбежав. — Чего треба?
Вагонетку поставили на колею, парень выпрямился, и Гапуся, глянув на него, ахнула — Федька Сковорода! Вот как опять они повстречались!
Они стояли друг против друга, на самом краю, над пропастью, над мокрыми, в пене, фиолетовыми валунами.
— Помочь вот!.. — прокричал Федька.
— Так что ж ты стоишь, окаянная твоя рожа! — закричала Гапуся так же пронзительно, как только что кричала на Дусю. — А ну, берись! Толкай! Пошли!
И они покатили вагонетку к поджидавшим их, устало опершимся на черенки лопат девчатам.
— Давай кидай! — властно распорядилась Гапуся, сунув в Федькины руки отобранную у Дуси лопату.
И Федька Сковорода покорно, расторопно и размашисто принялся швырять бетон, загребая его на полный совок что было силы.
— Как там с водолазом? — спрашивала Гапуся.
— Еще не вытащили, — отвечал Федька.
Теперь ему, вспотевшему, тоже до нитки промокшему и грязному, разъярившемуся в работе, казалось даже странным, что он мог так долго и трусливо скрываться от людей, вместо того чтоб встать перед ними, выложить им правду, как случилось, поглядеть им в очи и сказать: "Помогите, люди добрые!"
Наконец подняли водолаза. Люди на плотине облегченно вздохнули: если удалось освободить ногу Жукова из-под щита, значит, бетонная пробка теперь забита девчатами наглухо и все главные работы в донном отверстии окончены. Водолаз лежал на разостланном брезенте, сведя к переносице брови. Оглядев столпившихся около него людей усталым взглядом, отвернулся и, шумно вздохнув, едва слышно спросил:
— Как там?.. — И долго молчал, закрыв глаза, кусая и облизывая губы.
— Что, что? — наклонилась к нему Вика.
Он шевельнулся, равнодушно оглядел ее и прохрипел:
— Девушки… Гапа как? — И, увидев рядом с Викой страдальчески сморщенное лицо друга Ненашева, протянул дрожащую руку: — Закурить дай, Сережа…
Когда его увезли в больницу, толпа поредела, разбрелась и на месте происшествия остались лишь Клебанов да Вика. Стояли возле парапета, глядели, как поднимаются по узкой железной лестнице усталые Гапусины девчата. Последними выбрались на проезжую часть плотины сама бригадирша и Федька Сковорода.
— Ну вот и все, — сказал Клебанов, обращаясь к Вике. — А ты боялась.
— Ничуть, — бодро сказала Вика.
— Между прочим, поговорим о тебе, — продолжал Клебанов. — Я на днях уезжаю в Москву учиться, и тебе придется, по всей вероятности, принимать дела.
— Что ты, Алеша! — испуганно воскликнула Вика. — Какой из меня комсорг ЦК!
— Хороший выйдет комсорг. На фронте была?
— Ну так что?
— В рабочем котле варилась?
— Еще недоварилась как следует.
— Доваришься.
— Я, наверное, еще плохо разбираюсь в людях.
— А кто в них хорошо разбирается? Всякий человек очень сложен.
— Я могу напутать, ошибиться.
— Не узнаю тебя, Вика! — с укором сказал Алеша. — Ты что, утратила вкус к самостоятельной деятельности? Ты же любишь самостоятельную работу, смелость, дерзание. А ошибки исправимы. Но, насколько Я понимаю, ты что-то пока еще не ошибалась.
— Но вот чуть было не ошиблась. Чуть-чуть. — Она глядела вслед Сковороде, удалявшемуся рядом с Гапусей и Ненашевым. — Это как, хорошо?
— Не всегда.
— Вот видишь. Но скажи, мы обязаны верить людям, доброму, честному слову их?
— Должны.
— Я тоже так думаю. — Помолчали. — Лучше б ты не уезжал, — тихо сказала она, опустив глаза.
— Почему? — удивился он.
— Так.
— Еще увидимся, — раздумчиво проговорил Клебанов. — Быть может, еще увидимся. Но почему же ты плачешь, что с тобой?
Цыганочка
Путешествия и приключения неудачника репортера
Страшная злая серая крыса Зависть много лот подряд в прошлом беспрестанно грызла мою душу.