тела оперируемой. Ужасным ударом этого ножа он
пробил насквозь горло карабинера, убивая на
месте уже восьмого по очереди человека.
"В последнюю минуту: Как нам докладывают из
Главного Управления Карабинеров, схваченный на
рассвете грозный бандит Карлос Онтена - после
того, как разбил стену - сегодня в полдень
сбежал из камеры предварительного заключения.
Из бара на Двадцать Девятой Улице я ушел поздним вечером, когда тротуары несколько опустели. Неподалеку, на голой земле - под усеянном звездами небом - сбившись в кучи, лежали куклы бездомных обитателей этого района. В горячем воздухе поднималась вонь дыма от костра этих несчастных. Мне хотелось лечь среди них и немедленно закрыть глаза. Спрятавшиеся в плотной тени тела искусственных людей выглядели поваленными пугалами.
На другой стороне улицы я споткнулся на куче мусора. Выпутывая туфли из силков всяческих отбросов, я заметил среди них протезы двух человеческих ладоней. Они были оборваны у самых запястий и судорожно сжимали краешек разорванной тряпки, в которой - когда на нее упал свет, и я смог прочитать надпись РИС - я узнал остатки мешка с фальшивыми деньгами. Я сразу же стал искать глазами место у стенки, где еще несколько часов назад сидел осчастливленный моим даром нищий. Но там его не было, хотя сидеть он мог только там. Видно, что он до тех пор воспевал всему миру конец своих бедствований, что от него остались одни ноги - выпрямленные на тротуаре и затопленные в бетон. Остальные части его тела - таща за мешок - разорвали и разнесли повсюду волки пластиковых джунглей.
Сожалея, что дал нищему эту ценную кучу макулатуры, на ночь я устроился в темном углу заваленного всяческим мусором сарая. Со своего места, через щель я видел костер, окруженный имитурущими сон манекенами. Интересно - подумал я - какого же рода позорные знамения и постоянные связи мог видеть Блеклый Джек, когда глядел на меня или других манекенов высшего разряда, которых я уже не замечал и только лишь потому называл их настоящими людьми.
С бумажками в мешке или же без них, в этом или каком-то ином фильме каждый в тисках некоего постамента, на крючке единственной роли мог оставаться в счастливом состоянии только лишь до тех пор, пока оставался на привязи собственной натуры. И, возможно, между Блеклым Джеком и нами вроде бы настоящими людьми - было такое же расстояние, которое отделяло нас от манекенов. Но эти последние, глядя на живых людей - не замечали в них никакого превосходства.
Отблески огня, окруженного очертаниями человеческих фигур, призывали мысли о первобытной орде и связью между одинаково чувствующими существами. Но вторая мысль, что в данном случае эта связь механически симулируется с целью вызвать определенный сценографический эффект, особо настраивала на меланхолию.
Совершенно неожиданно - замороженный чувством страха - я придвинул часы к полоске света, попадавшего вовнутрь сарая через дыру в стенке. Ьыло двадцать три часа пятьдесят девять минут. Взглядом я уставился на секундную стрелку, сделавшую еще оди полный оборот, отмеряя последнюю минуту вторника.
IX
Не выспавшиcь, утром следующего дня я проснулся с чувством нарастающей угрозы, действующей сильнее, чем физическое истощение. Долгое время я вообще не двигался с места. Все то, что не совсем явственно рисовалось в моем сознании: чудесное оживление после многих лет псевдо-бытия на съемочной киноплощадке и нечеловеческая роль, которую я играл в обмен на освобождение из пластиковых пут - все кристаллизировалось и рухнуло на меня будто известие о неизлечимой болезни и скорой смерти, тем более страшное тем, что пришло оно в тот момент, когда я начал жить по-настоящему.
Благодаря таинственному превращению различного рода эрзац-материалов, из которых я до сих пор был сложен, в тело настоящего человека, я вдруг очутился в ситуации человека, родившегося на свет в полноте физических и психических сил, но при том лишившегося периода накопления знаний. Поэтому во всякой мелочи для меня заключалась загадка и проблема. Со свойственной детям впечатлительностью я реагировал на всякие явления, совершенно не замечаемые людьми, усыпленными наркозом псевдо-знания.
Все просто: все живые обитатели сцены в возрасте своего раннего детства - ошарашенные окружающими их чудесами - должны были задавать многочисленные вопросы своим взрослым родителям. Но ведь именно для того и существовали школы, чтобы при процветающей образовательной системе подавлять естественное любопытство, и для того, чтобы затыкать детям рты эрзацами правильных ответов. Следовательно, отвечая на вопрос, почему монета падает на землю, учитель давал классу, боящемуся получить плохую оценку, протезик, говорящий о "притяжении", ученик же, счастливый тем, что смог дотащить его др экзамена, весь остаток жизни проводил, решая вопрос: каким же образом удержать такую монету в кармане. При подобной системе обучения (широко применяемой во всех областях знаний), движущей силой которой был страх перед репрессиями за самостоятельность и оригинальность, экзамен на аттестат зрелости сдавал достаточно зашоренный выпускник.
Мне трудно было поверить, что та же самая сублимация, что подняли мое тело и сознание до уровня истинного существования, одновременно осуждала меня на одиночество и скорую смерть в условиях, невозможных для жизни. В особенности же я не мог согласиться с необходимостью самостоятельно защищаться перед репрессиями закона для ненастоящих граждан. Вместе с видением смертного приговора, которое реально возникло из помещенной в "Кройвен-Экспресс" статьи, пришла, однако, и уверенность, что в огромной массе закончивших обучение законам данной жизни, уже безразличных к тому, что человек в моем положении мог бы сказать по самым важнейшим для всех живущих вопросам, и уже заткнувших рот обывателей, я все-таки найду людей, все так же ищущих правды и склонных углубить свои знания.
И мне нужно было самому обнаружить этих людей, поскольку, провозглашаемое уже несколько лет учение Блеклого Джека не разрушало стены молчания относительно смысла жизни в заполненном декорациями мире.
Я сел на автобус и поехал в направлении Центра, к тому отрезку побережья Вота Нуфо, где вода была настоящей. Здесь я утолил жажду, напившись прямо из озера. Правда, при этом я рисковал наглотаться эмбрионов холеры. Потом я прошел немного дальше.
Весь мост у выезда с Двадцать Девятой Улицы был солидно сконструирован из стали. С обеих сторон его окружала неподдельная вода. Отсюда я не видел никаких декораций. Деревья и другие растения, а также все дома в округе, если смотреть со стороны, образовывали вполне естественный пейзаж. Одни только движущиеся объекты (как например, автомобили и пешеходы) были, в основном, искусственными. Среди прохожих изредка появлялись и настоящие люди. В этом районе на километровом отрезке я насчитал их около трех десятков. Я пытался выяснить, по какому закону можно было бы связать всех живых в одну группу, но никакого правила не открыл. Настоящие прохожие были самые разные - такие, которых в обычных условиях можно встретить на улице где угодно.
Я вышел на прилегающую к озеру площадь, посреди которой высился комплекс суперсовременных, настоящих зданий Университета. Самые высокие части объектов комплекса, укрепленные легкими конструкциями из стали и бетона, врезались в небесную лазурь и отражались на солнце плоскостями из стекла и алюминия. Многоцветные помосты и колонны опирались на мраморные сегменты. На площади росли образчики самых настоящих пальм. Повсюду царила чистота и идеальный порядок.
"Это здесь, - подумал я. - Вот место, где Разум и извечно беспокойная, ищущая правды Мысль вздымаются выше всего. Здесь я легко найду кого-нибудь, кто обнаружит смысл в аргументах, свидетельствующих о кинематографической версии действительности.
Скорым шагом я направился по аллее, обрамленной самыми настоящими кипарисами. И только очутившись в самом здании, я заробел - задрожал, напуганный великолепием интерьера и близостью к титанам мысли. Я до такой степени поддался усиливающейся дрожи, что вместо приготовленных тезисов почувствовал в голове совершенную пустоту. Глядя на руки, я видел лишь траур за ногтями. В таком состоянии можно было опасаться, смогу ли я передать кому-нибудь собранную мною информацию, в форме достаточно завлекательной, чтобы заинтересовать кого-либо.