Но могла ли действительность быть великолепней всех самых оптимистических мечтаний? Выходит, что пока я сам прикладывал все мозги, чтобы приоткрыть дверцу, ведущую в рай, она - казалось бы, совершенно безразличная к душевным метаниям статиста - соблазняла меня самым наглым образом, известным еще с каменного века! Расслабившись, я даже хотел было похвастаться перед ней, что тот самый знаменитый и ужасный бандит, Карлос Онтена, о котором писали газеты, ходит в моих закадычных дружках, но тут заметил в ее широко открытых и недвижных глазах нечто странное. Их зрачки фокусировались где-то далеко, на стенке. Приглядевшись к тому, как она смотрит, я наконец-то понял, почему девушка совершенно не замечала моего лица: то что я по наивности принял за проявление "симпатии с первого взгляда", было всего лишь реакцией организма на укол героина.
И тогда я вновь погрузился в мрачные думы. А может она была больна и нуждалась в помощи? Возможно, она была неизлечимо больна, и, чтобы хоть как-то уменьшить болевые ощущения, врач прописал ей морфин? Но наверняка размышлял я - у того, кто выходит из дому и по дороге принимает в туалете порцию наркотика, жизнь должна быть порушена.
Она гляделась в собственный сон, когда поезд остановился на перроне станции Кройвен-Центральная. Тогда она поднялась с места и грациозно вышла из вагона. Понятное дело, что я тут же поднялся, подождал, пока Пассажирка отойдет от меня на пару десятков шагов, и, не теряя ее из виду, осторожненько отправился за ней.
Как на станции метро, так и в автобусе, а потом и на улице - со всех сторон нас окружали только настоящие люди. В толпе живых статистов постоянно сменялись мужчины и женщины. Нам все время встречались все новые и новые живые прохожие. Одни ждали на автобусных остановках, другие проходили мимо нас, сначала на эстакаде возле станции, потом на тротуаре Сороковой Улицы, какие-то другие снова и снова входили в поле зрения девушки, показываясь ей за витринами магазинов или в окнах проезжающих автомобилей.
И хотя, вроде бы, каждого человека здесь занимали только собственные дела или же субъективно важная или мелкая цель - фактически же (о чем никто, естественно, не знал) все вместе они выполняли здесь только одно существенное задание: попадались Актрисе по дороге, создавая вокруг нее неподдельную толпу - то есть, изображали фон для игры одного Персонажа, на которого в данный момент глядел Зритель.
Побочным явлением этого поразительного факта было то, что я восхищался невероятной тщательностью сценария всего зрелища, написанного не только для одних Актеров, но и для всех живых и искусственных статистов, которые невольно - в любой момент действовали согласно воле Творца фильма. Ибо, основные принципы сценического действия здесь обязаны были соответствовать тем же, что и в обычных студиях: если управляемые внутренними голосами актеры и статисты появлялись на съемочном плане в точно определенное время и необходимых местах - словом, там, где они были необходимы в качестве героев или же элементов фона снимаемого эпизода - тогда Редактор не имел ничего против них. Противясь же Сценаристу, они рисковали тем, что будут убраны, частично или полностью, с трехмерной пленки: частично - в случае мелких нарушений относительно подробностей Произведения, и полностью - в случае покушения на его коренное содержание. Режиссер мира никого не вынуждал жить вечно в рождающемся произведении: каждый мог покинуть фильм, выходя из действия через широкие врата, которые открывала перед ним его вольная воля.
Мы уселись в автобус на остановке возле эстакады с западной стороны станции Кройвен-Центральная и поехали по Сороковой Улице в направлении Уджиофорте. Все время нас сопровождал блеск необычного света. По сравнению с яркостью невидимого юпитера, солнце светило просто анемично. В этой части города декораций не было. Вся улица имела совершенно естественный вид. В автобусе, как и перед тем в вагоне метро, люди совершенно не проявляли обеспокоенности, глядя друг на друга, хотя случайность, собравшая на небольшой площади столько живых обитателей города, была совершенно маловероятной. И еще, из поведения статистов я сделал вывод, что повышение яркости света тоже здесь никого не удивляло.
Среди будничного бесчувствия к таким выразительным фактам оправданным было лишь безразличие Актрисы. Отсутствие у нее интереса к внешнему виду улиц и людей было обосновано совершеннейшим невежеством. Наверняка Актеры перемещались по определенным маршрутам: в любой момент они находились там, где происходило действие фильма. И они никогда не выходили за рамки центральной части съемочной площадки, то есть, никогда не покидали внутренней части той самой сложной фигуры, которую - осматривая город сверху - я увидал с крыши Темаля. Благодаря этому, главные герои фильма жили в естественной среде. Так как манекены никогда не появлялись в поле их зрения, окруженные настоящими зданиями и людьми, Актеры ничего не знали о существовании декораций, покрывающих большую часть Кройвена.
Девушка вышла из автобуса на остановке возле универмага "Экстра-Виссо". Следом за ней, я направился по подземному переходу на другую сторону улицы. Теперь я уже сознательно откладывал попытку познакомиться до того времени, пока не узнаю о ней чего-то более конкретного. При этом я рассчитывал на какой-то счастливый случай. Если бы я поспешил, то мог бы ее легко спугнуть, что в значительной мере затруднило бы мои действия. Очень трудно следить на улице за кем-нибудь понимающим, что за ним следят, и даже знающим настырного наглеца с виду. А у меня были далеко идущие планы. Актриса наверняка не помнила моего лица. Я решил следить за ней до самого ее жилища, даже если бы это заняло у меня весь день. Я надеялся, что в конце концов найду какой-нибудь повод для начала разговора и перевоплощусь из статиста в актера в самых благоприятных для меня обстоятельствах.
Большое бистро, куда я вошел за девушкой сразу же после того, как сошел с эскалатора, носило шумное название "Глаз Циклона", и было знаменито тем, что одну его половину, как правило, оккупировали глухонемые, а вторую - хиппи. Уже на своеобразной веранде со стороны "Экстра-Виссо" здесь можно было купить что-нибудь настоящее из еды и напитков, но большинство живых статистов сидело на высоких табуретах под низкими сводами бара. Естественная вентиляция удерживалась сквозняком, дующим между вечно открытыми с обеих сторон дверьми с такой силой, что внутри бара с трудом можно было зажечь спичку.
Закурив сигарету, я спрятался за столбом и следил за группой молодых людей - двумя парнями и одной женщиной - к которым подошла моя наркоманка из метро. У обоих парней были длинные до пояса волосы. Один был одет в блузу с искусно вышитыми на спине ягодицами и белые плавки, натянутые поверх черных джинсов. Полный костюм его коллеги состоял из двух пар штанов, причем, одни он носил обыкновенно, как и все, а вторые - вырезав дырку на задней части - приспособил для того, чтобы покрыть ими верхнюю часть тела. Выглядело это так, что его голова выглядывала между брючинами, в которые он вложил руки будто в рукава рубашки. Замок молния под шеей можно было задергивать или распускать.
На фоне множества других изысканных протест-моделей в "Глазе Циклона" оригинальным костюмом обратить на себя внимание было сложно, поэтому меня заставил обратить внимание на эту троицу не внешний вид актеров, а то, что они общались друг с другом исключительно с помощью рук и мимики. Они были из группы глухонемых от рождения.
Наркоманка тоже жестикулировала. Изумленный искусством ее манипуляций, я попытался было ухватить что-то из ее рассказа, но без всякого успеха. До сих пор я совершенно не считался с возможностью того, что героиня суперфильма может быть глухонемой. При этом ее физическом недостатке у нее было чудесное тело и грациозные движения. Каждое выражение на ее лице притягивало к себе стихийностью реакции, волновало богатством выражаемых эмоций.