В это время собравшиеся, сначала один, потом второй, а в конце концов и все, стали оборачиваться в сторону трех милиционеров, пришедших с Сытного рынка.
— Севастьянов! — начальник милиции напустил на себя строгий вид, обращаясь к Демьяну Никонорычу: — Вы где сегодня целый день были? Где, кстати, четвертый? Кто с вами был?
— Разрешите доложить, гражданин начальник милиции. Сегодня, около одиннадцати часов на Сытном рынке урки порезали насмерть девушку и забрали с нее корзину с продуктами. Милиционер Воронцов начал преследовать варнаков, но получил две пули в живот. Я произвел один выстрел из винтовки, одного бандита убил. Воронцов отвезен в Городскую больницу, упокоенный бандит сдан туда же, в мертвецкую. Наган Воронцова я забрал себе, так, как к моей «Берданке» у меня больше патронов нет. Докладывал милиционер второго разряда Севастьянов. Когда патроны будут, гражданин начальник?
— Снабжения нет, ты же знаешь, Севостьянов. И не веди себя как ребенок. Сходи в оружейный магазин на Ружейной улице, купи капсюля и порох, отлей пуль сколько надо. Ведь я знаю, что гильзы ты собираешь, а получку вы вчера получили.
— Гражданин начальник, мы паек десять дней как не получаем, а то что вы нам платите, хватает на десять дней, чтобы муки купить и суп-болтушку приготовить. Вы мне еще патрону предлагаете закупать?
— И поэтому, братцы…- вновь вылез пришлый: — Мы и предлагаем вам идти под нас.
— Ты заткнись! — вызверился на пришлого начальник милиции: — Пока я здесь главный…
— Вот именно, что пока…- пришлый выступил вперед: — Братцы, да он над вами просто измывается, как при старом режиме, даже хуже! Я думал, что мой ротный, еще в армии кровопивец, так этот ваш, демократический начальник еще хуже! Это же надо додуматься, своих подчиненных, на смерть, с одним патроном в берданке отправлять.
— Бажов, Веткин! — заорал начальник милиции своим прихлебателям: — Арестуйте этого…
Но Бажов и Веткин, обладавшие великолепным чувством самосохранения, сделали вид, что не слышат, а когда обладатель великолепных кожаных краг схватился за пистолет, его быстро обезоружили и столкнули с крыльца.
— Да я… — оратор рванул шинель на груди, так, что разогнулись металлические крючки и все увидели надетую на милиционера металлическую кирасу: — У нас без этого никто на службу не выходит, у меня сто двадцать патронов с собой к моему автомату и еще браунинг, на всякий случай… Да что же с вами тут делают браточки⁈ Айда выбирать комитет милицейский и принимайте решение под нас идти, а мы вам пропасть не дадим, наш командир твердо обещал!
В общем, подобного рода митинги шли практически по всем отделениям милиции города, в той или иной интерпретации, в зависимости от красноречия моих агитаторов. Весь следующий день у меня в кабинете (я уже мог сидеть за рабочим столом) шли переговоры с делегациями милицейских подразделений, где мы торговались до хрипоты. Не все и везде было гладко. В милиции, расположенной на Васильевском острове получилось пятьдесят на пятьдесят. В участке Университетского городка, что приткнулся возле Академии художеств, милиционеры которого поголовно относили себя к студентам, было сильное желание приткнуться к кому-то сильному, поэтому они практически не ерепенились. А вот участок милиции, расположенный на перекрестке Малого проспекта и 16–17 линий, встретил моих посланцев не ласково. Личный состав его состоял из рабочих, плотно находящихся под влиянием большевиков, поэтому моих милиционеров сухо выслушали, после чего предложили возвращаться назад и продолжать за деньги охранять толстосумов, а придет время, с моих еще спросится. В ходе дискуссии с нашей стороны прозвучали высказывания, что деньги буржуев, но русских, как-то предпочтительней, чем немецкое золото. Старший унтер- офицер Воскобойников, ходивший от моего имени на переговоры, уверял, что драки не было, а красное ухо у него оттого, что воспалилось среднее ухо. Ну хоть оружие в ходе политической дискуссии не отобрали у моих, и то хорошо. Ну и Охта с окрестностями Финляндского вокзала со всякими Сосновками и прочими выселками остались при своих. Под большевиками они тоже не лежали, так как большевики, засевшие в доме Кшесинской, на местную милицию внимания особого не обращали, но и под меня пойти они не спешили.