— Командир, давай сюда! — две паны рук перебросили меня через борт кузова, после чего я, крепко вцепившись в дерево борта, посмотрел назад — отставая от нас метров на тридцать, на быстро мчащимся грузовиком, несся десяток казаков, правда, пока не снимая винтовок с плеч.
На наше счастье, снова раздался уже знакомый свист и удар, лошади заупрямились, закрутились на месте, а мы благополучно, свернули на перекрестке, оторвавшись от непрошенной охраны.
— Господа… — военный министр пришел в себя и завертел головой, пытаясь разобраться в ситуации, в это время ему на голову надели плотный мешок, а руки и ноги начали споро связывать.
— Ты уверен? — бывший прапорщик Кац нервно пнул по колесу «детской коляски с крылышками», глядя на мычащее, связанное по рукам и ногам тело в зеленном френче, лежащие у куста, метрах в тридцати от аэроплана.
— Я уверен, что своим тупым наступлением эта сука, что хочет занять пост диктатора всея Руси, просто положит десятки тысяч наших солдат и окончательно развалит фронт, потому что еще одного броска на немецкие пулеметы армия не выдержит.
— На сейчас вроде бы и войск, и снарядов хватает…
— Только этот адвокатишка подписал «Декларацию прав солдата», которая утверждает, что у солдата столько же прав, что и у гражданского человека, в том числе и право не выполнять приказы командиров. В Петербурге последний пьяница знает, когда и где начнется наступление, этот со страниц газет не сходит. Ты же не считаешь немцев дураками?
— Да нет, немцы кто угодно, только не дураки. Только я не хочу, чтобы мое имя проклинали миллионы.
— Тогда не отступай от плана и все будет хорошо, по крайней мере, лучше, чем этот продолжит править в стране.
— Ладно, решено. — прапорщик отбросил в сторону недокуренную папиросу, которых он за последние двадцать минут выкурил половину пачки, и махнул рукой, стоящим у грузовика бойцам, чтобы помогли запустить двигатель «Вуазена».
Когда мы тяжело взлетели, грузовик, борта которого вновь стали темно-зеленые (фиолетовую ткань, скрипя зубами, закопали возле куста), неспешно попылил по полю, делая широкий круг вокруг Проскурова — ему следовало отстоятся ночью в окрестностях города, а утром прибыть, для последующей передачи, в расположение авиаотряда.
В сторону линии фронта мы шли на большой высоте, а после пересечения линии фронта, что несколькими черными линиями окопов, разделенных рядами колючей проволоки, раскинулась до самого горизонта, начали плавно снижаться. То, что нас заметили и не оставят без внимания, я не сомневался. Отряд кавалерии в серых мундирах, с черно-красными флажками на пиках, появились из леса минут через десять после посадки. Я разрезал путы на руках и ногах пленника, снял с головы мешок и ткнул рукой в сторону разворачивающегося в лаву, кавалерийского разъезда:
— Лауф, лауф, вон хер! — после чего бросился к кабине аэроплана.
— Давай, взлетай, а то и нас прихватят. — я обернулся в сторону приближающегося отряда, стягивая с плеча пистолет-пулемет, другого оружия, для облегчения веса, мы с собой не брали.
Человек в зеленом френче бросился бежать в сторону приближающихся всадников, блестя в лучах заходящего солнца, начищенными кожаными крагами, пробежал метров пятьдесят, потом остановился, бросился в сторону, запнулся обо что-то, упал, встал на колени и замер, глядя на гарцующих вокруг него, разгоряченных бегом, коней.
Несколько кавалеристов проскакало вслед за аэропланом сотню метров, после чего стали стаскивать с плеча карабины. Выстрелы слышно не было, что-то со свистом пролетело рядом с аэропланом, но слабосильный моторчик продолжал настойчиво тянуть, постепенно поднимая, дурацкой формы, самолетик подальше от неласковой земли.
Глава 18
Глава восемнадцатая.
Июль одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
Через линию фронта мы с прапорщиком Кацем перетянули практически в полнейшей темноте, после чего сели на первом же подходящем участке пустоши. Хорошо, что посадочная скорость нашей «летающей этажерки» совсем не большая, но потрясло при пробеге нас изрядно, казалось, что аэроплан сейчас лишиться всех четырех колес, если бы не новые сиденья с привязными ремнями, закрепленные на стальных трубах каркаса, то выбросило бы нас из кабины вместе с бравым пилотом.
— Кажется все, добрались. — Соломон Ааронович обессиленно откинулся на бронеспинку сиденья.