Командир авиаотряда вышел из штаба и спешно двинулся к грузовику.
— Что-то случилось? — я привстал в кузове, готовый к любому развитию ситуации.
— Пока нет, но надо торопится. — офицер сел в кабину, с силой захлопнув дверь.
Приехали мы к двухэтажному зданию, судя по внешнему виду, дом зажиточного торговца, с магазином внизу, и просторными амбарами на подворье, обнесенные высоким забором. На входе в здание стоял скучающий часовой, за его спиной, на стене висела вывеска, написанная красной краской на сбитом из досок щите «Военно-революционный суд 19 пехотной дивизии.»
— Пойдемте. — летчик поманил меня за собой.
Судя по всему, судебные заседания проходили в бывшем торговом зале, заполненном, наспех сделанными, деревянными лавками. Из бывшего прилавка огородили часть зала, очевидно, приспособив в качестве скамьи подсудимых. В настоящее время зал был пуст, и мы пошли по деревянной лестнице на второй этаж, по соответствующим указателям: «Канцелярия» и «Следственные кабинеты».
Канцелярия была забита бумагами и людьми, которые, не обращая ни на кого внимание, рылись в бесконечных папках и ворохах бумаг.
— Уважаемый. — поручик ухватил одного из канцелярских, с погонами вольноопределяющегося, за рукав гимнастерки: — Будьте любезны, подскажите, к кому мне обратится. У меня приказ командующего о освобождении.
Вопрошаемый несколько секунд смотрел на поручика, как будто не понимая, где он находится и чего от него требует назойливый офицер, но потом в его глазах промелькнула мысль, он изогнулся, чтобы прочитать бумагу, которую держал офицер, после чего, бросив свою, чудовищной толщины папку, поманил нас за собой: — Пойдемте, господа, за мной.
В комнате, куда нас привели, в противовес первой, присутствовали одни офицеры. Щеголеватый поручик с доброй улыбкой бывшего жандарма, которые бывшими не бывают, принял от авиатора бумагу и стал читать вслух.
— Гхм, освободить и передать… немедленно. Командир двенадцатого корпуса генерал –лейтенант Черемисов В. А. Прошу прощения, господа. Но данное распоряжение я выполнить не могу, при всем моем желании и чрезвычайном почтении к командиру корпуса.
— Позвольте узнать почему? — глаза летчика сузились.
— Видите ли, в связи с многочисленными случаями проявлений трусости, оставления боевых порядков и дезертирства, принято решение о ужесточении уголовного преследования за тягчайшие преступления, все, поименованные в этом списке особы были вчера приговорены, согласно свода военного уложения от 1869 года, статьи 137, 245, и 245−1, книги двадцать два, указанные лица приговорены к смертной казни путем повешения, которая впоследствии была заменена прохождением службы в штрафной роте сроком на три месяца. Так как приговор военно-революционного суда окончательный и обжалованию не подлежит, то указанные осужденные вчера вечером в составе маршевой полуроты направлены по месту прохождения службы. Если у вас все, господа, то прошу вас освободить помещение, у нас скоро судебное заседание.
Авиатор, еле сдерживаясь, схватил бумаги и попытался выйти, но я заступил ему дорогу:
— Одну минуту, командир. — я вынул бумаги из руки командира авиаотряда и
— Скажите, господин поручик, предъявленных вам документов достаточно, для освобождения осужденных?
— Вопрос интересный, господа… — судейский снова принял у меня бумагу с резолюцией и завертел ее, рассматривая со всех сторон: — С точки зрения обвинителя, я скажу, что этой бумаги совершенно недостаточно, а если вы спросите мое мнение, как у защитника подсудимых, то я с радостью заявляю, что данный документ совершенно достаточен для немедленного освобождения этих граждан.
— Еще одну секунду вашего драгоценного времени — где расквартирована штрафная рота?
— А на этот вопрос я вам ответить не смогу, господа. Наша компетенция заканчивается с момента вынесения приговора. Дальше уже начинается ответственность караула.
— Понятно, благодарю вас.
Выйдя из здания суда, где уже готовилось новое заседание — на скамье подсудимых сидело несколько бородатых солдат в шинелях и фуражках, под конвоем таких-же бородатых солдат, только с винтовками, с примкнутыми штыками, мы с летчиком двинулись в обратный путь — к зданию штаба, где квартировал комендант.