С момента появления «Обрученных» вышли миллионные тиражи книги, переведенные на разные языки. Дочь Мандзони Джульетта в письме подруге писала, что шестьсот книг было распродано за двадцать дней. «Это настоящий фурор», — добавляла она. Мужа Джульетты — маркиза Адзельо я помню по одному остроумному высказыванию, к сожалению, последнему. После смерти Джульетты он женился на девушке по имени Луиза Блондель. Муж и жена не поладили, расстались, но она пришла к нему, когда тот был при смерти. «Ах, Луиза, — сказал он с улыбкой, — ты всегда приходишь, когда я уже ухожу».
Я ехал по земле, ровной как Норфолк, и хотя Альпы были не видны, прежде чем я покинул поля с помидорами, кукурузой и дынями, защитные лесополосы напомнили мне, что поля иногда продуваются свирепыми альпийскими ветрами, и снова мне на ум пришел Мандзони. Он сделал Ломбардии еще один подарок, менее известный, чем роман. Был он великим садоводом и, по слухам, впервые посадил здесь акации.
Все озера летом красивы, не исключение и Лаго-Маджоре — огромное, голубое, спокойное в безветренную погоду. Вода, воздух — все неподвижно. Волны едва-едва лижут берег, в воде отражаются горы, прекраснее которых, наверное, нет на свете. Лодки скользят по поверхности озера, над которым поднимается летняя дымка. Я огорчился, обнаружив, что Альпы все еще не видны. Мне хотелось увидеть, как они вздымаются с северной стороны, там, где находится Швейцария. Когда я увидел острова Борромео с Изола Белла посередине, у меня буквально перехватило дыхание.
Магазины, выходящие на озеро, были битком набиты туристами, разглядывавшими маленькие деревянные шале, музыкальные шкатулки и другие сувениры, которые каким-то ветром занесло из Швейцарии.
Затем я пошел на ланч в огромный обеденный зал отеля, выдержанного в стиле эдвардианской эпохи. Столы были накрыты на сотни гостей, и официанты с исполненными глубокого разочарования лицами ожидали распоряжений. В качестве основного блюда подавали озерную форель, приготовленную на древесных углях. Рыбу выловили в озере утром, и она была не хуже шотландской. Официанты вдруг насторожились, заслышав приближавшийся нестройный гул голосов. Двойные двери распахнулись, и в зал вошло около сотни человек, чей облик вызвал бы изумление и усмешку, случись это пятьдесят лет назад. Люди приехали из Швейцарии в междугородних автобусах, переправились через перевал Симплон и — насколько я мог догадаться — пребывали в восторге от собственного приключения. Среди туристов я увидел немцев, французов, скандинавов, несколько англичан, одетых, словно они собирались покорять тропический остров, только что топоров у них не было, зато на шеях висели фотокамеры. Похожи они были на пассажиров, чудом выживших после кораблекрушения, обгоревших на солнце и надевших на себя что попало, в том числе и детскую одежду. В отель их привел приветливый распорядитель, проворный молодой человек, одетый совершенно нормально. Он быстро пересчитал всех при входе, словно некоторые туристы, пострадав от шока, могли и потеряться.
Надеюсь, мистер Джеймс Лейвер[33] сделает заметки о костюме современного туриста, так как в наши дни он представляет собой любопытнейшее зрелище. Отчего, покидая дом и пересекая границу, осанистая матрона выставляет свои телеса на всеобщее обозрение, натянув на себя пляжный костюм? Неужели романтические представления об Италии как о стране вечного солнца и страсти внушили ей мысль о нудизме? Интересно было бы узнать, какие страны и какие виды спорта внесли вклад в экстравагантную коллекцию головных уборов с козырьком, курток «лесоруб», сандалий на веревочной подошве, цветных носков и ярких рубашек, которые носят как мужчины, так и женщины? Интересно наблюдать, как из автобуса выгружаются сегодняшние туристы, красные как раки, и сравнить их с изображениями на прежних фотографиях, на которых запечатлены переходящие через ледник мужчины, в шляпах с твердыми полями и твидовых костюмах, а женщины — в турнюрах. На других фотографиях люди того же поколения увековечены в городских костюмах в пейзажах самых жарких стран Среднего Востока. Когда-то путешественники думали о солнечных лучах как о чем-то, чего следует избегать с помощью темной одежды и зонтиков. Солнце приветствовалось только как украшение южного ландшафта. «Чтобы объяснить то, что у особы женского пола родом из Англии щеки покрылись загаром, нужно было провести глубокое социально-антропологическое исследование», — писал Дж. Хэйл во вступительной статье к «Итальянскому журналу» Сэмюэля Роджерса. Выскажу собственную догадку: все началось в Германии после Первой мировой войны, когда в сумасшедшей погоне за физической формой поколение, заморенное блокадой Антанты, взялось за пеший туризм и солнечные ванны.
За мой стол сел приятный невысокий человек, одетый словно для футбольного или хоккейного матча. Приехал он из Саут-Шилдса и не знал, что пересек границу Италии. Когда я сообщил ему об этом, он сказал: «Да что вы! Подумать только!» Я попытался тактично выяснить, зачем он приехал в Италию, и он ответил: «Все дело в том, что жене понравились картинки с изображением Венеции в брошюрах туристического агентства». Затем меня удивила туристка из этой же группы, пожилая женщина: она разговаривала на безупречном итальянском языке с официантом. Женщина объяснила, что жила во Флоренции более двадцати лет, но после войны ни разу сюда не приезжала. В этой смешанной группе пилигримов она выглядела, словно настоятельница.
После ланча я пошел в соседнюю деревню Бавено, где над озером стояли очаровательные виллы, окруженные лесом и садами, высаженными на террасах. Весной и летом здесь замечательно, но зимой совершенно ужасно: в это время с Альп дуют ураганные ветры, а озера не видно из-за ледяного дождя. Среди вилл есть Кастелло Бранко. Раньше у нее было другое название — вилла Клара. Королева Виктория провела здесь в 1874 году почти целый месяц. Королев ушедшей эпохи обычно представляют как вдов, сидящих за маленьким, покрытым кружевом столиком, и это большое заблуждение. Виктория была женщиной, о которой бы сейчас сказали: заядлая путешественница. На королевской яхте она частенько уезжала проведать родственников на континенте, и в 1889 году совершенно неожиданно появилась в Испании — первая царствующая особа, которая когда-либо это сделала. Старые люди в Бавено вспоминают истории, которые рассказывали им родители о чаепитиях под деревьями в саду виллы Клара. Они до сих пор показывают кедр и кипарис, которые посадила королева Виктория.
Я купил билет до острова Изола Белла и в компании с другими первооткрывателями из нашего отеля отправился к плавающему миражу, который постепенно обретал реальные черты и принял облик окруженного садом дворца в стиле барокко. Лодочник сказал нам, что остров принадлежал князю Борромео, который жил в Милане, но часто приезжал на озеро. Мы высадились на каменную набережную и поднялись по узким улицам, напомнившим мне улочки Капри. Подошли к воротам дворца, где нас приняли с профессиональным радушием, как в Вубернском аббатстве. Мажордом, говорящий на нескольких языках, провел нас через анфиладу бело-голубых княжеских апартаментов с декором в стиле барокко.
Я выглянул на балкон, выходящий на озеро. Похоже, там плескалось штук пятьдесят увесистых форелей. В другом зале увидел бюст Карло Борромео. Взгляд князя с орлиным профилем был устремлен на два старинных сундука, обитых красным бархатом^ Мне сказали, что там хранилась его одежда.