Встреча с Рабатом — это всегда праздник. Но не шумный и яркий, а, наоборот, спокойный и скромный. Здесь тихо, неброско, гармонично. Даже традиционная для арабского мира белизна домов не ослепляет так, как в столицах Алжира и Туниса.
Французские географы называют Рабат «гнездом» и «узловым пунктом» страны, отмечая вместе с тем его «умудренность», «умеренность», «терпимость». В архитектуре, одежде, обычаях, поведении жителей здесь нет ни свойственного Фесу сверхконсерватизма, ни присущего Касабланке ультрамодерна. Рабат, как говорят марокканцы, все принимает и ничто не отвергает. В нем удачно сочетаются прошлое и настоящее королевства.
Недалеко от высокой коричневато-оранжевой стены Алауитов (ныне правящей династии, начавшей укреплять город в XVIII в.) туристам показывают развалины древнеримской колонии Салы, которая была когда-то самым западным портом Мавретании Тингитанской — одной из трех африканских провинций Рима. Археологи нашли здесь следы еще более раннего финикийского поселения. Всего обнаружено более 300 захоронений финикийцев и римлян. Над развалинами римских укреплений, термов и арок династией Меринидов в XIII–XIV вв. выстроена массивная крепость с мечетью Абу аль-Хасана, самого могучего из Меринидов. Его называют «черным султаном» (его мать была эфиопка). Но в народе так же называют другого султана — Мулая Якуба, давно ставшего легендарным персонажем фольклора, повелителем духов и покровителем продавцов воды. Именно поэтому у руин крепости всегда суетятся представители этой типично марокканской профессии, которых издали можно узнать по характерному звону кружек, колокольчиков на экзотическом одеянии багрового цвета и бубенчиков на широкополой соломенной шляпе. Обычно они рассказывают посетителям про Мулая Якуба, а также про могилу Даллы Шеллы, дочери Абу аль-Хасана, чьим именем теперь и названа крепость. На самом же деле это могила матери Даллы Шеллы, которая, по слухам, была христианкой, позднее принявшей ислам.
Не только крепость напоминает о славном прошлом Рабата. В XII в. халиф Абд аль-Мумин из династии Альмохадов заложил в Рабате касбу. Заселенная вскоре андалусскими эмигрантами из городка Орначо («орначерос»), цитадель стала оплотом антисултанских выступлений. Чтобы пресечь это, султаны расселили здесь нанятое ими на военную службу племя удайя, в связи с чем цитадель и стала называться «касба удайя». Расположенная в самом высоком месте Рабата, она и сейчас грозно нависает над ним своими мощными стенами и башнями. Но и от прежних хозяев тут осталось кое-что: чудесный андалусский сад с фонтаном, обилие цветов, мавританское кафе с великолепным видом на океан, на устье реки Бу-Регрег и город Сале на другом ее берегу. Об андалусских эмигрантах, почти поголовно ставших корсарами с целью отомстить испанцам, напоминает и возвышающаяся над касбой Пиратская башня.
Можно много рассказывать о старинных памятниках Рабата — о 44-метровой башне Хасана, являющейся эмблемой города, о филигранно выполненном в андалусском стиле мавзолее Мухаммеда V (отца ныне царствующего короля), о выстроенных в разное время и оставшихся от былых крепостей мощных стенах Альмохадов и Андалусцев, о традиционном шелковом рынке «кисарийя» на улице Консулов в медине (старинной части) Рабата. Но рассказ о городе останется неполным, если не сказать о современном Рабате. Это, как кажется на первый взгляд, город контор, бюро, банков, магазинов, отелей, привлекающих внимание вывесками, рекламами, эмблемами, наконец, названиями («Шелла», «Удайя», «Башня Хасана», «Шехерезада»). Но, вглядевшись внимательнее, видишь, что всего этого не так уж много. Вся эта роскошь сосредоточена вокруг центрального проспекта Мухаммеда V. Основная часть марокканской столицы — не бросающиеся в глаза жилые постройки, далеко не всегда привлекающие взор даже в новых кварталах — Океан (на побережье), Агдал (букв, «сады» — самый зеленый район столицы) и Суиси.
Здания преобладают невысокие, в 3–4 этажа. Очевидно, подданные не хотели, чтобы их жилища возвышались над королевским дворцом — золотящимся на солнце оранжевым зданием в два этажа, крытым темно-зеленой черепицей и снабженным различными башенками и пристройками. Дворец выстроен в 1912 г. Поэтому все современные здания, возводившиеся позднее в столице, как бы невольно старались «не заноситься» перед официальным местопребыванием монарха.
Огромная площадь отделяет дворец от возведенной за полтора столетия до него мечети Ахль-Фас (букв, «люди из Феса», о которых речь пойдет далее). Площадь называется Мешвар, то есть «место совета». Когда-то здесь собирались феодалы и шейхи племен, формально избиравшие (на деле лишь утверждавшие) султана страны. От площади получила свое название и королевская резиденция, включающая дворцовый комплекс — пристройки, мечети, здание министерства обороны, помещения для охраняющих дворец чернокожих гвардейцев. Она окружена высокими старинными стенами. Лишь по большим праздникам Мешвар заполняется народом, пришедшим посмотреть на выезд монарха из дворца в мечеть Ахль-Фас для участия в торжественных церемониях и официальных молитвах. Практически если король в Рабате (а у него есть еще несколько резиденций в «имперских городах» — Фесе, Мекнесе, Марракеше и летняя резиденция в Ифране), то он посещает мечеть каждую пятницу.
А теперь, когда читатель как бы познакомился с Рабатом, пора начинать рассказ о том, что же я там видел и слышал во время последней поездки.
Декабрьский Рабат 1986 г. встретил ярким солнцем (в тени было 18 градусов тепла), обычным для него отсутствием столичной суеты и редким обилием западногерманских туристов. Худой марокканец, в длинной, до пят, серой джеллябе у дверей отеля несколько дней подряд утром встречал их перед посадкой в автобус словами «гутен морген» и предлагал бусы местного изготовления. «Русский?» — недоверчиво переспросил он меня и, не поверив, стал задавать вопросы на английском, французском и испанском. Наконец, попросил сказать что-нибудь по-русски и больше с бусами ко мне не подходил.
Отель «Шелла» расположен на улице Ифни, выходящей на один из центральных проспектов столицы, названный в честь Мулая Хасана, султана прошлого века, предка ныне царствующего короля, носящего то же имя. Входить в отель, как и выходить из него, можно в любое время суток. В меню ресторана, как и везде в Магрибе, поражало нас, приехавших из довольно холодной в том году московской зимы, обилие свежих овощей всех сортов, перца, рыбы и маслин, которые Марокко экспортирует с давних времен. Здесь все время рекомендовали пить минеральную воду «Ульмлес» из источника Лалла Хайя (примерно так же, как в Алжире рекомендуют воду «Музайя» пли «Сайда»).
Рабатская публика показалась мне, по сравнению с 1982 г., не только более многочисленной, но и лучше одетой, особенно молодежь, преобладавшая на улицах (как и вообще в населении страны). Больше стало женщин, одетых по-европейски, особенно девушек: в брючных костюмах, блузках — серых, коричневых, бежевых и прочих осенних, мрачноватых тонов, а также — в кожаных куртках. Все это нередко удачно сочеталось с блеском золотых и серебряных колец, браслетов, сережек, каких-то диковинных гребней и заколок.
Участники коллоквиума собирались в главном (из трех, не считая отдельных учреждений и институтов) корпусе университета, в самом центре города, вблизи королевской резиденции Мешвар и массивной башни средневековых ворот Баб ар-Руах. Здесь же рядом — министерство народного образования. Аудитории факультета литературы и гуманитарных наук — сравнительно небольшие, человек на 40 — обычно были переполнены. В перерывах между заседаниями можно было ознакомиться с выставкой последних публикаций марокканских ученых о своей стране и вообще об Арабском Западе, то есть Магрибе и арабо-мусульманской Андалусии VIII–XV вв. Преобладали неплохо изданные (нам бы поучиться!) диссертации по истории, филологии, экономгеографии и прочим гуманитарным наукам, в том числе защищенные марокканцами в США, Испании, Англии. Тут же были переводы на арабский язык работ марокканских авторов, печатавшихся за рубежом на различных европейских языках.