Последними в тот вечер выступили берберы из района Хенифры в горах Среднего Атласа. Они также пели на двух языках, ибо почти все берберы Среднего Атласа двуязычны. Изумительно играли и пели хором мужчины в белых гандурах. Еще прекраснее танцевали женщины в красных платьях и с распущенными волосами, которыми они то мелко трясли, то касались ими земли, то вращали длинными густыми прядями и косами с вплетенными в них бусами. Когда танец кончился, крики одобрения на арабском, итальянском и португальском языках — «Шукран! Грацие! Обригаду!» — раздались из разных углов шатра. Мы слышали, как в других шатрах точно так же благодарили артистов по-французски, по-немецки и по-английски.
Завершилось празднество представлением на манеже. Сначала над возвышающимися над ними крепостными башнями проплыл в уже наступившей темноте сказочный ковер самолет с персонажами «Тысячи и одной ночи». Затем мы наблюдали старинную конноспортивную игру «фантазиа»: одетые бедуинами всадники стремительной лавой неслись по песку, вздымая облако пыли и издавая гортанные крики, одновременно давали залп из ружей и замирали на месте, стараясь сохранить равнение в строю. «Фантазиа», которую мне довелось видеть в самых разных странах Магриба в различное время, является своего рода традицией фольклорных и других массовых представлений. Говорят, что она как бы отображает самые первые бои с колонизаторами, когда магрибинские всадники налетали на противника молниеносно, стремясь устрашить, психологически подавить его, и стреляли только в упор, так как пуль и пороха (ввозимых тогда из-за границы) у них было мало и приходилось использовать их крайне бережно. Однако к этому, разумеется, не сводится все значение этой традиции. Как и любой конноспортивный праздник, «фантазиа» — повод для демонстрации бедуинских костюмов, оружия, джигитовки и вообще умения ездить верхом.
Красочное зрелище закончено. Все садятся в автобусы и разъезжаются. Интересно, во что обходится такое ежевечернее представление? Из разговора моих марокканских спутников узнаю, что каждый такой спектакль дает хозяевам «У Али» до 20 тысяч дирхамов дохода. Для сравнения напомню, что 8 марокканских дирхамов тогда были равны американскому доллару, месячная заработная плата квалифицированного рабочего еще недавно не превышала тысячи дирхамов, а инженера — 4–5 тысяч дирхамов. Но контрасты, особенно социальные, в Марокко — обычное дело. Когда мы проезжаем мимо самого роскошного в Марракеше отеля «Мамуния», мне говорят: «Только переночевать здесь стоит две тысячи дирхамов».
Заключительный день нашего пребывания в Марракеше был отдан истории этого замечательного города. Особенно интересным оказалось знакомство с его старинными памятниками и достопримечательностями, поскольку нам в этом деле помогал местный житель, да еще квалифицированный историк, да еще влюбленный в Марракеш. Таким добрым гением стал для нас Хамид Трики, преподаватель местного университета, директор управления среднего образования Марракеша и большой знаток средневековых рукописей, часто выступающий на страницах главного журнала марокканских историков и страноведов «Эсперис-Тамуда». При первом же взгляде на него мне сразу же вспомнилось описание внешности основавшего Марракеш в XI в. альморавидского халифа Юсуфа ибн Ташфина, сохранившееся в арабских источниках: «Смуглый, среднего роста, худощавый, с небольшой бородой, приятным голосом… орлиным носом». Все это полностью подходит к описанию Трики. Только вот глаза у него голубые, а не черные, как у основателя его родного города. Но здесь такие глаза у многих. Может быть, наш гид — прямой потомок первых берберских властителей города? Не решаюсь спросить у него об этом, так как этот быстрый в движениях, веселый и насмешливый человек вышучивает все и всех. Я помню, как он это делал накануне, сидя вместе с нами в шатре «У Али» и рассказывая о чтении недавно обнаруженного им дневника какого-то музыканта прошлого века.
Сначала Трики повел нас в Ксур на юго-западе медины, где главная улица так и называется — Ксур («крепости», в данном случае «Замки»), «Здесь в XIII–XV вв. была, — начал рассказ Трики, — резиденция наместников династии Меринидов. Мериниды перенесли столицу из Марракеша в Фес. Но в XVI в. здесь обосновалось религиозное братство Джазулийя, которое помогало новой династии — Саадийским шерифам — бороться против пытавшихся восстановить свою власть представителей старой династии Ваттасидов. Шейх братства Згвани поселился в Марракеше, став правителем и святым покровителем города. Будучи религиозным мистиком, он тем не менее много сделал для города в социальном отношении: строил дома, сажал деревья, восстанавливал стены, фонтаны. Его и сейчас воспевают в народной поэзии».
Мы смотрим на древние стены резиденции Згвани, который, судя по имени, имел отношение к городу Загван в Тунисе, на его большой мавзолей, до сих пор привлекающий многих верующих (братство Джазулийя в Марокко продолжает действовать, как и многие другие братства марабутов), и на поднимающиеся рядом глухие стены домов. «Здесь впоследствии жила местная знать, — продолжает Трики, — включая пашу аль-Главп». Вспоминаю, что крупнейший феодал марокканского юга Тхами аль-Глави, паша Марракеша и каид (вождь) племени айт глава, был как бы символом коллаборационизма в Марокко, сотрудничая с колонизаторами в течение всего времени протектората Франции (1911–1955) над страной.
Идем за Трики по уже знакомым улицам медины, едва успевая увертываться в узких проходах и переулках от мопедов, мотоциклов и велосипедов беспечных юнцов, прорезающих толпу пешеходов, не снижая скорости. Почтовые киоски и фотоателье с немецкими надписями, шум моторов, звуки джаза из транзисторов и зазывные крики торговцев напоминают, что мы хоть и идем по средневековым камням, но все же в наши дни, в конце XX в. По дороге кто-нибудь из нас иногда останавливается полюбоваться ажурным навесом какого-нибудь маленького магазинчика с гордым названием (вроде «дворец Ксур»), резными фигурными шахматами или светильниками на прилавке седобородого торговца, искусно вытканным ковром или великолепной росписью деревянного блюда. При этом едва успеваем слушать пояснения нашего стремительного гида: «Здесь был в старину рынок рабов… А здесь когда-то находился квартал оружейников, причем славились в нем особенно евреи, делавшие ножи… Здесь выделывают ремни, а здесь выковывают решетки для окон».
Приходим на площадь Сиди Бен Юсеф, недалеко от которой расположены мечеть и медресе Бен Юсеф. Мечеть основали еще халифы из династии Альмохадов в XII в., но с тех пор она не раз разрушалась и перестраивалась. Через длинный проулок с многолопастной аркадой входим во внутренний двор медресе. Вид великолепный! В украшении внутренних двориков мечетей, дворцов и просто частных домов магрибинские архитекторы, заимствуя лучшие традиции арабов Андалусии, достигли совершенства. Даже трудно определить, что тут лучше: мраморная облицовка стен, ажурная резьба по черному кедру, каменные барельефы с цитатами из Корана, выполненными самой замысловатой вязью, сталактитовая лепка из гипса, игра белого, черного, розового, серого и золотистого цветов. «Здесь многое реставрировано, включая надписи», — говорит Трики. Поднимаемся по лестнице и осматриваем небольшие комнаты для студентов. На дверях комнат — окошки с резными деревянными решетками. Над дверьми — барельефы из узорчатого камня, причем ни один не повторяется.
Впечатление от архитектуры и внутренней отделки медресе запоминается. «Оно, как считают, было заложено меринидским султаном Абу аль-Хасаном в XIV в. Но на самом деле его выстроил двумя веками позже султан Мулай Абдаллах аль-Галиб из Саадий-ской династии, — сообщает нам наш гид. — А теперь мы отправимся к самому древнему памятнику в Марракеше, единственному уцелевшему здесь с XI в., со времен Юсуфа ибн Ташфина». И он легко сбегает по лестнице, увлекая нас за собой.
Совсем недалеко от площади Сиди Бен Юсеф ведутся археологические раскопки. Мы спускаемся в зону раскопок, на несколько метров вниз по деревянной лестнице. Смотрим снизу на вздымающийся над нами гигантский павильон бело-оранжевого камня с двухъярусным куполом и многолопастными аркадами различной формы. «Это кубба (купол) Альморавидов, в которой вполне выдержан так называемый испано-мавританский стиль, — считает Трики, — выработанный под влиянием искусства не только кордовских, но еще и сирийских Омейядов. Здесь нет сталактитов, как у поздних андалусцев, но резьба по камню искусная. Однако мы в Марракеше считаем, что это не чисто андалусская архитектура, а смесь ее с влиянием традиций Сахары, откуда и пришли Альморави-ды. Возможно, что куббу, служившую залом для омовений при мечети, строил все же не Юсуф ибн Ташфин, а его сын Али».