Если смотреть на Сале с левого, рабатского берега реки Бу-Регрег, широкой, мутной, частично заболоченной или пересеченной отмелями, то он похож на Аземмур: башни и минареты над красновато-коричневатой крепостной стеной, традиционная белизна домов. Теперь немного о Сале. Прошли времена, когда Робинзон Крузо, герой романа Даниэля Дефо, больше всего боялся попасть в руки корсаров Сале. Ныне Сале прежде всего торгует. Негоцианты, коммерсанты, купцы, посредники, оптовики, различные торговцы, мелкие предприниматели, занятые скупкой и сбытом розничных изделий ремесла — таков на первый взгляд разномасштабный и разновозрастный пестрый люд Сале, не утративший еще до конца средневековой живописности одежды и сдержанного достоинства несколько устаревшей манеры обращения. Узкие улочки полны магазинчиков, кафе, закусочных, мастерских по ремонту и различным услугам.
Однако далеко не все здесь торгуют. Многие, например, молятся, причем не только в Великой мечети, выстроенной в XI в. и перестроенной в XII вблизи от медресе, возведенного меринидским султаном Абу аль-Хасаном в XIV в., но и у себя в лавке, мастерской, ателье или дома. Другие — работают. Здесь множество ковроделов, гончаров, столяров, плотников, каменщиков, граверов. Имеются и различные предприятия, в основном пищевой промышленности, а также по ремонту бытовой техники.
Треугольная площадь Сук аль-Кебир («большого рынка») в центре Сале частично представляет собой крытый базар. Торговые ряды по-прежнему производят впечатление уголка мусульманского средневековья: с навесов живописно свисают ткани, платья, гроздья соломенных шляп и плетеных корзин, кожаных сумок и прочего ходкого «ширпотреба». В уголках извилистых переулков иногда тихо шумит бойкая барахолка. И хотя народу тут явно меньше, чем в Рабате (официально в начале 80-х годов в столице было около 600, а в Сале — около 300 тысяч жителей), все же чувствуется, что старинные кварталы города, к которым с юга и востока примыкают новые районы в стиле модерн, мало приспособлены для такого количества людей. Еще меньше они годятся для непрерывно снующих автомобилей, мопедов и прочих видов транспорта, еле-еле разъезжающихся в узких проулках Сале.
Современная жизнь города отмечена памятью о его прошлом. Ежегодно в Сале проводится праздник святого покровителя лодочников города Сале Сиди Абдаллаха Бен Хассуна, мавзолей которого расположен недалеко от Великой мечети. Мавзолей другого марабута — Сиди Бен Амира — окружен большим кладбищем моряков. И хотя Сале давно уже не порт (зато недавно стал железнодорожной станцией на линии Касабланка — Мекнес), его жители изо всех сил стараются, чтобы хоть что-то осталось у них от былых профессий дедов и прадедов. Несмотря на наличие моста Мулая Хасапа между Рабатом и Сале, Бу-Регрег, особенно в хорошую погоду, пересекают многоместные лодки под белыми тентами. Они перевозят обычно туристов — любителей острых ощущений, ибо плавать ныне по Бу-Регрегу не очень-то просто.
И, конечно, Сале, как и Рабат, — это один из экзотических городов Марокко, наиболее привлекающих туристов. Иностранцу тут есть что показать: и Великую мечеть, и ворота Баб Мриса, и остатки завий (марабутских обителей) XIV века, но особенно медресе Абу аль-Хасана. Виртуозность декоративной резьбы, украшающей портал и интерьер этого здания, возведенного шесть с половиной веков назад, превосходит самую смелую фантазию. Здесь не просто замысловатый и сложный орнамент, игра красок и филигранность исполнения. Здесь — удивительное и неожиданное сочетание разных типов узоров, барельефов, вариантов надписей арабской вязью. Медресе Абу аль-Хасана — не самый выдающийся памятник арабо-мавританской архитектуры в Марокко. Но это великолепное произведение средневекового искусства Магриба имеет непреходящее значение: оно свидетельствует о том, что творческий потенциал марокканского народа не ослабевал даже в самые напряженные годы военной борьбы.
Глава 3
ИФРИКИЙЯ СЕГОДНЯ
Почему Тунис назван здесь Ифрикийей, станет ясно из дальнейшего. Если бросить ретроспективный взгляд во «тьму веков» Магриба, то мы увидим, что этот уголок земного шара всегда был для Европы как бы символом Африки. Так было во времена Карфагена, противостоявшего Риму, и так было в римскую эпоху, когда то, что ныне составляет Тунис, именовалось провинцией Африка. Впоследствии это представление о восточном Магрибе заимствовали и преемники римлян, в том числе и арабы. Да и в наши дни особое положение этой страны в Магрибе и вообще в арабском мире, ее более высокая, чем во многих других странах Африки, политическая культура и относительная социальная стабильность заставляют с особым вниманием вглядываться в прошлое Туниса — Ифрикийи, в котором можно найти ответы на многие вопросы, задаваемые сегодня.
Благоухающая невеста Магриба
В ноябре — декабре 1987 г. я оказался в Тунисе в качестве лектора Союза советских обществ дружбы. Было весьма любопытно взглянуть, как изменилась страна за четверть века (первый раз мне удалось побывать здесь в январе 1962 г.). Тем более что незадолго до моего приезда в Тунисе свершилось, казалось, невозможное: в ночь на 7 ноября был отстранен от власти 84-летний Хабиб Бургиба, правивший почти 32 года и носивший титул «Верховного борца», а с 1975 г. — пожизненного президента Туниса (ранее он четырежды переизбирался на пост главы государства).
С первых же минут пребывания на тунисской земле друзья, знакомые и впервые встретившиеся собеседники, соотечественники и местные жители обрушили на меня поток информации: «Теперь у тунисцев 7 ноября — тоже праздник. Они так и говорят, что будто бы специально приурочили его к годовщине русской революции и решили начать свою перестройку, покончив с прежним застоем. Новому президенту Зин аль-Абидин Бен Али 51 год. Он — бывший генерал армии, учился в военных заведениях Франции и США, но еще раньше получил специальность инженера по электронной технике. Перед переворотом он около месяца был премьер-министром, а до этого занимал пост министра внутренних дел. Когда все это произошло, Бургиба сказал, что он якобы знал, что Бен Али это сделает».
Рассказывали о встречах нового руководства с лидерами оппозиционных политических партий, об употреблении термина «тунисская весна» (позднее события 7 ноября 1987 г. стали называть также «революцией жасминов»). Вместе с тем подчеркивалась и определенная преемственность, в частности, выразившаяся в осуждении исламских фундаменталистов, приговоры которым были смягчены, но не отменены.
Говорили тогда и о Декларации 7 ноября, с которой выступил новый президент, высказавшийся против пожизненного срока пребывания на посту главы государства и против «автоматического наследования» этого поста, за «многопартийность» и «плюрализм». Одним из первых актов Зин аль-Абидина Бен Али были специальные меры в пользу молодежи, «страдающей от насилий, преступности, кризиса доверия, сомнений в прежних идеалах, замедления экономического развития и безработицы». Естественно, всеми эти меры одобрялись, ибо молодежь в Тунисе — большинство взрослого населения. От ее позиции многое зависит, в том числе успех нового руководства и выдвинутого им курса. Повторяли слова одного из тунисских политических деятелей о том, что Бен Али хочет, чтобы Тунис не только переживал бы события, но и сам бы их создавал.
Тунисцы особое внимание обращали на то, что дипломатия их страны «будет отныне более активной и открытой и в рамках Магриба, и в арабском, и в африканском мире», в качестве примера приводя уже состоявшиеся визиты к Бен Али личного представителя короля Марокко и министра информации Мавритании, а также поездку в Алжир нового премьер-министра Туниса Хеди Баккуша. Обо всем этом сообщалось радостно, но как-то сдержанно, по-деловому. Я еще в Москве заметил при встрече с тунисской делегацией, прибывшей на празднование Недели Туниса, что тунисцы очень гордятся разумностью, продуманностью того, что произошло. «Ведь Бургнба уже не мог управлять. Он все забывал», — говорила возглавлявшая делегацию Джавид Акрут. Примерно то же услышал я и в Тунисе с некоторыми добавлениями, касавшимися ближайшего окружения престарелого экс-президента.