Таким образом, изучение рва городища на сегодняшний день полностью опровергает утверждения о его существовании ранее IX в.
Конструктивные особенности вала с использованием деревянных клетей, прослеженные раскопками, имеют определенные аналогии с укреплениями городища Коровель близ села Шестовицы[131]. Это говорит, на мой взгляд, об отражении общих социальных и культурных процессов, происходивших в Среднем Поднепровье в IX–X вв.
Отсутствие в IX–X вв. застройки на Старокиевской горе, по меткому выражению А.В. Комара, «ставит в равное положение Старокиевское городище и Замковую гору»[132]. Таким образом, на этих высотах со второй половины IX в. существуют укрепленные поселения, но без массовой жилой застройки. В то же самое время уже с конца IX в. на Подоле, близ днепровской гавани возникает поселение с регулярной поусадебной планировкой. Нижняя хронологическая граница подольского поселения на сегодняшний день маркируется срубов на Житием рынке, дендродата которого — 887 г.[133] Таким образом, археологические разыскания подтвердили предположения, выдвинутые в свое время еще В.А. Богусевичем, считавшим Подол ядром древнейшего Киева, а укрепленные поселения на Старокиевской горе — вторичными по отношению к нему. А.В. Комар убедительно полагает, что возникновение поселения на Подоле может быть отождествлено с деятельностью князя Олега, отраженной в летописи[134].
И только с этого времени (то есть с рубежа IX–X вв.) можно говорить о том, что киевское поселение приобретает определенный статус. До этой поры рассуждать о древнейшем Киеве как центре Полянского объединения нет никаких оснований. ПВЛ, описывая сюжет с Аскольдом и Диром, сообщает: «Аколъдо же и Диръ остаста въ градѣ семь. И многи Варяги скуписта и начаста владѣт Польскою землею»[135]. При этом сама конструкция фраз и логика повествования не дают никаких оснований рассуждать о Киеве VIII–IX вв. как политическом центре «Полянского» вождества. По словам автора ПВЛ, Аскольд и Дир «поидоста по Днѣпру и идуче мимо и оузрѣста на горѣ градок». Из этой зарисовки следует, что в середине IX в. Киев представлял собой небольшое укрепленное поселение («градок»), явно не соответствовавшее статусу административно-политического центра.
Вся система укрепленных поселений на киевских горах, которые контролировали подступы к поселению на Подоле, формируется на рубеже IX–X вв. Летописное предание о захвате Олегом Киева отмечает лишь начало превращения небольшого славянского городка в аналог североевропейкого вика. В этом смысле становление Киева как укрепленного поселения следует рассматривать в общем контексте истории Восточной Европы IX–X вв.
§ 4. Среднее Поднепровье в системе трансъевропейских связей
Еще в начале 1970-х гг. В.А. Булкин и Г.С. Лебедев выкинули гипотезу о том, что начиная с VIII в. в Балтийском регионе возникает и развивается особый тип торгово-ремесленных поселений предгородского типа[136]. На сегодняшний, ень эта концепция принята большинством отечественных историков и археологов[137], которые говорят о существовании циркумбалтийского региона»[138], объединенного единой ситемой политических и экономических связей.
Эта система представляла собой взаимосвязь западного Британия, Ютландия и Скандинавский полуостров)[139] и восточного (Передняя Азия — Северный Кавказ — Волжкий путь)[140] направлений трансконтинентальной системы торговых путей. По мнению Г.С. Лебедева, эти ветви на убеже VIII–IX вв. «…смыкаются на Балтике, образуя уникальный в своем роде "серебряный мост", перекинутый через североевропейский barbaricum и связавший пространства от Британии на Западе до Прикамья на Востоке, от окраинных областей Норвегии на севере до причерноморско-каспийских степей на юге Европы»[141].
Е.А. Мельникова предложила рассматривать процессы политогенеза на Руси и в Европе как результат включения восточноевропейских территорий в систему общеевропейских и даже трансъевропейских коммуникаций[142]. По ее мнению, одним из ключевых подходов в объяснении политической и экономической ситуации в Европе середины — второй половины 1-го тысячелетия н. э. является «тезис Пиренна», заключающийся в том, что окончательный распад средиземноморской цивилизации произошел не от набегов германских варваров, а в результате арабских завоеваний, резко изменивших экономическую конъюнктуру Средиземноморского региона[143].
131
См.:
133
См.:
134
См.:
136
137
138
139
140
142
143