Выбрать главу

— Тебе что, одного раза мало?

Что? Я ослышалась? Может это розыгрыш? Он решил меня унизить? Показать мне мое место?

— Я..я… наверное, не так…я думала… прости… — начала лепетать я, быстро выползая из под одеяла.

Бежать и как можно быстрее, стыдно-то как! По-моему, бегство становится неотъемлемой частью наших встреч с ним.

Но он схватил меня за руку, затащил обратно. Навалился всем телом, чтобы угомонить меня.

— Не так. Не тебе. Забудь. Я ждал. Но ты не пришла, — бормотал он, осыпая мое лицо и шею легкими поцелуями.

И я понеслась, понеслась на волнах удовольствия.

— Хочу видеть тебя всю, — сказал и включил ночник.

Не то, чтобы я была скромницей, но в темноте я чувствовала себя более уверено. А так, как на витрине в магазине.

Алекс включил ночник и замер. Медленно, очень медленно вел глазами по моим плечам, ключицам, задержал взгляд на прозрачных чашечках, понимая, что там под этими самыми цветами, резко вдохнул в себя воздух. А меня от этого движения затрясло, как будто не взглядом, а руками, едва касаясь провел. Кожа горела и плавилась, он же не прикасаясь, опустил взгляд ниже на живот, еще ниже и замер, смотря на цветок меж шелковых лент.

Я не могла отвести от него глаз. Этот его взгляд — он оголяющий, он сдирал с меня кожу живьем, я уже не могла скрыть своего возбуждения, меня трясло мелкой дрожью, напряжение нарастало в геометрической прогрессии, но я ждала, ждала, и смотрела на него. Кадык дернулся, он посмотрел в мои глаза и набросился на мои губы. Алекс целовал каждый миллиметр моей кожи. Был то нежен, то груб и напорист, многое давал, требуя только полной и безусловной самоотдачи. И даже этого от меня требовать не приходилось. Я брала, брала жадно, брала много, брала до хрипоты, до слез. Сколько раз он доводил меня до пика? Я не знала. Никто не считал. Мне кажется в эту ночь вершина наслаждения — это было наше статичное ощущение, не прекращающееся, одно на двоих, то затихающее, то вновь воспламеняющееся, но не прекращающееся.

Когда мы выдохлись? Когда заснули? Я не знала. Я проснулась от настойчивой вибрации телефона, посмотрела на дисплей: Марбелла. Вот же ж, надо было ей хоть сообщение отправить. Отправила автоматическое сообщение: перезвоню через пять минут.

Воровато оглянулась — Алекс спит. Так, восемь утра. Если сейчас тихонечко выйти, все еще, скорее всего, так же спят и никто не увидит меня. Я тихонько выползла из постели. Натянула платье, балетки, осталось найти белье, как в лету кануло, наверное куда-то в порыве закинули, жалко оставлять, ладно, с этим потом разберусь, взяла телефон и по-партизански поползла на выход. Первый рубеж пройден, внизу никого, значит и второй за плечами, беспрепятственно доскакала до своей комнаты, никого не встретила по пути. Цель достигнута.

— 24-

— Ну и ну, и где же это мы были? — с хитрым прищуром спросила подруга. — Я думала тебя эти птеродактили сожрали, хоть бы записку оставила: «ушла топиться» или, например, «цепанула невозможного красавца и у меня сегодня чумовая ночь».

Я внезапно вздрогнула.

— Да ладно? Кто? Хотя не говори, постой, постой, мне кажется я и так догадываюсь, и как вышло? — с любопытством поинтересовалась Маринка, открывая минералку.

— Я вначале в душ, потом все расскажу, — сказала, перехватывая минералочку на пол пути.

— Ты хоть трезвая была? Или по пьянке? — крикнула мне в след Маринка.

— Да кто ж знает, — засмеялась я. Несмотря ни на что, настроение было отличное. Может мне вот это надо было, чтобы выкинуть его из головы? И чего я так боялась и надумывала себе? Сейчас в душ, отдохну, позже его увижу. Может, все-таки, сможем, как цивилизованные люди поговорить.

Проснулась я уже после обеда. В комнате никого не было. Маринка куда-то ушла. Я быстро умылась, одела свои любимые голубые джинсы, пусть не брендовые и не мега современные, зато удобные, и тонкий джемпер молочного цвета. На макушке закрутила смешной пучок, выпустила пару прядей, блеск на губы, по капельке духов, балетки. Побежала в главный дом, по пути оглядываясь, может увижу его. Дом меня встретил тишиной. Прошла в гостиную — никого, в столовой ко мне подошла дородная женщина лет шестидесяти.