— Да! Слушаю тебя, Алёна!
Алёна, значит!
Приложив немало усилий, проглатываю едкий комок досады, застрявший в горле. Мне Васильков буквально пять минут назад не ответил.
— Это Соня. Что у тебя случилось? Почему ты не берёшь трубку? — не могу скрыть волнение и отчаяние в срывающемся голосе. — Ты где?
— А ты где, Соня? Что ты делаешь в офисе? — упрёк вперемешку с негодованием сбивает меня с толку.
— Я потеряла тебя… Ты целый день игнорируешь мои звонки и сообщения. Что случилось?
— Ничего. Я еду к родителям. Сегодня переночую у них.
— Что? Но… Но почему? Мы же завтра едем праздновать Новый год к твоим друзьям… — окончательно теряюсь, потому что не узнаю своего жениха.
От предположений — одного хуже другого — мороз бежит по коже.
— Уже не едем.
— Дань, я не понимаю… Что случилось?
— Давай, когда я захочу с тобой поговорить, я сам тебя наберу, хорошо?
Каждое слово как хлёсткая пощёчина.
И не дав мне ответить, Даня сбрасывает вызов.
Растерянным взглядом бегаю по холлу его офиса, нарвавшись на подозрительно ехидный взгляд круглолицей секретарши. Только сейчас до меня доходит, что она всё это время стояла и внаглую подслушивала наш разговор. И теперь не может скрыть радости на лице, глядя на моё состояние.
Не говоря ей ни слова, я кладу трубку на стойку и пулей вылетаю из офиса.
Он не хочет меня видеть! Не хочет разговаривать! Должно быть, он как-то узнал о… Но как?! Как, черт возьми?! И если это действительно правда, то мне конец…
Мама утром даже не стала слушать мои сбивчивые объяснения. После произнесённого мной слова «измена» её словно подменили.
«Не втягивай меня в это!» — прошипела она на признание и шумно ушла в другую комнату. Торопливо засобиралась на работу и, не сказав мне больше ни слова, покинула квартиру, громко хлопнув дверью.
Валя тоже, как назло, не отвечала, хотя я каждые полчаса проверяла почту. Может, ей позвонить? Сколько сейчас времени в Японии?
Выйдя на улицу, я застыла в замешательстве. Погода испортилась. Резко потемнело, и усилился ветер. При этом снег мело со страшной силой. Однако это просто цветочки по сравнению с тем, что сейчас шумело, пульсировало и кровоточило у меня внутри.
Спрятав часть лица в воротник куртки, я медленно побрела вперёд, борясь с сильным потоком воздуха и осадков, которые били наотмашь, точно хотели остановить.
Лучше бы память мне стёрли! А именно — вчерашний вечер…
— Что у тебя с Константином Станиславовичем, Сычёва? — Элла Львовна нагло цепляется за мой локоть, разворачивая лицом к себе.
— Вы о чём? — резко выдергиваю назад свою руку и с вызовом смотрю ей прямо в глаза.
— Дурочкой не прикидывайся! — буравит меня пьяным взглядом, в котором читается ярая неприязнь. — Я видела, как вы вдвоём растрепанные выходили из того служебного помещения. Ты ещё платье поправляла…
— И что? — невозмутимо натягиваю на себя маску безразличия, втайне мечтая, чтобы хоть кто-нибудь шандарахнул меня по голове.
Возможно так получится забыть последний час моей никчемной жизни.
— Бесстыжая! Он же женат! — святая женщина практически ультразвуком взывает к моей совести.
— А вы повторяйте себе эту фразу каждый раз, когда пытаетесь зажать его в темном углу. Договорились?
— Что??? — краснеет и задыхается от возмущения. — Да… Да как ты смеешь?! Я… Я никогда…
Вскидываю ладонь в жесте: «Отвали!» и разворачиваюсь к лестнице.
Борясь с первыми последствиями от запоздалого осознания, я торопливо устремляюсь к выходу, больше ни секунды не сомневаясь в том, что расплата за содеянное не заставит себя долго ждать.
На долю секунды мелькнула мысль: а что, если это Элла Львовна промыла мозги моему Дане? Вдруг она что-то ему сказала?
Также быстро отметаю это предположение.
Когда бы она успела? Да и откуда у неё контакт Дани? Это чушь… Она, конечно, после вчерашнего меня люто ненавидит, но сомневаюсь, что смогла бы так резво отомстить.
Тогда кто? Мама? Навряд ли. Она же просила не впутывать её…
Меня греет иллюзия, что, может, поведение Дани это какая-то ошибка. Что, если оно вообще никак не связано со мной и Симановичем, и всему есть другое логичное объяснение?
Устав от бесцельных скитаний по метели и окоченев окончательно, я поддаюсь соблазну забежать в ближайшее кафе и чем-нибудь согреться.