Сердце болезненно щемит в груди от того, что он страдает из-за меня. Из-за моей тупости.
— Я никуда не уйду! — упрямо заявляю, усаживаясь на скрипучий диван.
— Тогда мне придётся заставить тебя… — от его непривычно ледяного тона у меня мурашки по коже. — Не вынуждай меня!
Никогда не видела его таким жестким и отстранённым одновременно. Это пугает. Но я не сдамся.
— Выставишь насильно? — горько усмехаюсь, не узнавая собственный голос. — Нет, ты не сможешь…
— Этого не потребуется… Считаешь меня идеальным, да? Черта с два! Ты сама в слезах сбежишь отсюда, когда узнаешь, что ещё всё это время делал я…
18. «Ложь во благо?»
— Как ты могла скрыть это от меня?! — с порога охрипшим голосом кричу в лицо обалдевшей матери, руками размазывая вновь нахлынувшие слёзы.
— Чего орешь на весь подъезд? Заходи, давай! — судя по её растрёпанному виду, она уже спала и не ждала гостей.
Делаю шаг в квартиру и сразу же по стене обессилено скатываюсь на пол. Прикрыв лицо дрожащими ладонями, я в голос начинаю рыдать.
— А-а-а! — скулю от беспомощности, прикусив часть собственной ладони, чтобы хоть немного приглушить душевную боль.
Мама ворчит и пытается впихнуть мне в руку горсть каких-то таблеток, но я отшвыриваю их в сторону.
Не поможет мне это! Ничего теперь не поможет!
Когда на слёзы больше не остаётся сил, я беззвучно всхлипываю.
— О чем ты? — угроза Дани мне совсем не понравилась.
Но и на шутника в данный момент он точно не тянул.
Несколько секунд Васильков раздумывал.
— Что ты делал всё это время? Почему молчишь? — не выдерживаю усилившегося напряжения. И тут мне приходит в голову мысль. — Почему я должна сбежать в слезах? Ты изменил мне, да? С этой круглолицей секретаршей в крохотном мини?
— Чего? Хах, нет! Изменять — это твоя прерогатива.
— Я не…
— Ага, расскажи это какому-нибудь другому дурачку! Я читал твои письма об этом старике… Каждое! Правда, в последнем меня хватило только на начало… Посмотри, как теперь выглядит мой смартфон! — достаёт из кармана телефон, на нём полностью разбит экран. — Это я вчера ночью узнал о том, что он поцеловал тебя…
— Что?! — неверяще округляю глаза. — Ты взломал мою почту? Боже, Даня! Зачем ты сделал это?
— Тебе понравилось, да? Хорош был этот старикашка? — сейчас Васильков откровенно пугает меня: выглядит, как умалишенный.
— Нет, не понравилось!
— Врёшь!
— Если ты читал все мои письма Вале, то прекрасно знаешь, что я старалась бороться с этим всем… Я не хотела зайти дальше… А ты бы мог просто со мной поговорить! Почему ты молчал? Ты был в силах предотвратить мою ошибку…
— То есть теперь я виноват в том, что ты страдала по другому мужику, и сорвалась?
— Нет, конечно! Но ты бы мог поднять эту тему раньше, раз всё знал… Слушай, я понимаю, что сейчас тебе тяжело. Мне тоже паршиво, поверь! Я ненавижу себя за то, что поддалась! Ненавижу! И самое главное — это того не стоило! Но ничего уже не изменить. Поэтому, давай мы с тобой поедем домой, немного успокоимся и потом попробуем всё обсудить? Завтра же Новый год…
— Я никуда не поеду! А вот тебе уже давно пора! Уходи!
— Дань, тогда я тоже останусь! Ты думал, что новость о том, что ты взломал мою почту и читал письма настолько меня расстроит, что я брошу тебя? Да, это неприятно… И при других обстоятельствах я, возможно бы, даже сильно разозлилась. Но это уж точно не отвернёт меня от тебя!
Рискую подойти ближе, но Даня демонстративно делает несколько шагов назад.
— Я не взламывал твою почту.
— Но… — непонимающе мигаю. — Тогда как…
— Это я переписывался с тобой вместо Вали.
— Что?! Зачем ты это делал?
— Иди, оденься! Я закажу тебе такси до матери. Одной теперь тебе лучше не оставаться…
— Даня, ты меня пугаешь!
— Соня, сделай, пожалуйста, как я прошу!
Пока я стою в немом оцепенении, в душащем предчувствие чего-то очень плохого, Васильков со своего разбитого, но ещё рабочего телефона действительно вызывает мне машину. Затем уходит в прихожую, возвращаясь с моим пуховиком и сапогами.
— Одевайся!
Я бездумно подчиняюсь, медленно натягивая на себя вещи. При этом смотрю на Даню неотрывно. Он, скрестив руки на груди, переодически кидает на меня давящие взгляды, в которых читается боль и сожаление. После Васильков куда-то снова отходит.